Глаза, отвыкшие от яркого света, слезились, и мне не сразу удалось осмотреться. Но даже потом я так и не смогла найти человека, который потревожил нас.
Крик снова повторился, на этот раз… над головой.
Дёрнувшись, я подняла взгляд и увидела большую тёмно-синюю птицу с огромным клювом и длинным хвостом, которая снова открыла рот и противно проорала.
— Это таркал, — пояснил Алтон. — Птица такая.
Да, птица… птица, которая помешала мне совершить глупость.
— На сегодня хватит медитаций, — тихо произнесла я, продолжая изучать яркое оперение таркала.
Синий цвет красиво переливался от яркого аметистового до почти чёрного.
— Фейт, у нас почти получилось, — заметил дракон. — Ещё немного, и у нас получится вернуться в Эрингел.
Или совершить глупость, о которой я буду потом жалеть. Или не буду, но всё равно неприятности мне это принесёт.
— Да, знаю. Почти получилось. Мы попробуем… позже… потом.
Когда я приду в себя. Когда наконец смогу разобраться в этой ситуации. Когда, смотря на герцога, перестану мечтать о поцелуе и жизни, которой у нас никогда не будет.
Просто медитация и просто эксперимент, но для того, чтобы вернуться в рабочее русло, мне так необходимо было время.
Олеандр не стал спорить. Лишь осмотрел меня внимательным взглядом (я не видела, продолжая созерцать птичку, но чувствовала) и кивнул.
— Хорошо, будь по-твоему.
— Спасибо.
«Ну где же ты, Энди? Где же ты?..»
Время тянулось невыносимо медленно.
Жар солнца, духота, от которой не спасала даже тень деревьев. Мы поочерёдно ещё раз окунулись в ручей, пытаясь хоть немного освежиться.
На полдник лёгкий перекус из сочных фруктов — и тишина.
Она изводила больше всего. Дракон пару раз пытался завести разговор, но, не встретив поддержки, замолчал. И от этого становилось ещё беспокойнее и тяжелее.
Медленно приближались сумерки.
В какой-то момент я просто не выдержала и произнесла, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Я всегда завидовала родным.
Мы сидели под деревом. Точнее, я сидела, а дракон лежал на спине, закинув руки за голову и смотря куда-то вверх. Поза у меня была кошмарно неприличная: подтянув колени к груди, я обхватила ноги руками и положила на них голову. Но кто думает о приличиях, сидя в чужой рубахе? Вот и я махнула на это рукой.
Алтон даже не вздрогнул, услышав мой голос, продолжая лежать неподвижно, но я почему-то знала, что он меня слышит и, самое главное, слушает. И даже хорошо, что не смотрит, так легче говорить. Словно сама с собой разговариваю, открывая то, в чём боялась признаться кому бы то ни было.
— Быть изгоем всегда сложно. Все члены семьи владеют даром, кроме меня. И каким даром… телепортацией. Возможностью оказаться практически в любой точке мира. Такая свобода… В нашей семье всегда ценилась именно свобода. Тётя Агнесс вышла замуж в тридцать пять лет. И то потому, что дед вмешался, — вздохнула, наблюдая, как от песчаного ветра шевелятся цветы напротив. — Скандал был страшный. Дед сделал так, что её застукали с… напарником. Они много лет служили в императорской гвардии. Ох, женщина в гвардии — это само по себе скандально… Но в этом вся тётя Агнесс. Правда, тогда, повинуясь правилам, чтобы спасти честь семьи, ей пришлось пойти на уступки и согласиться на брак. Тётя до сих пор не может простить мужу сговор с дедом. Ну а как ещё было её уговорить? Но мы все знаем, что это она по привычке ворчит, а на самом деле очень его любит… и своих детей тоже.
А я любила тётушку… очень сильно любила. Может, потому что она одна из немногих, кто относился ко мне иначе. Не ругала за проступки и шалости, не требовала беспрекословного повиновения и страшно ссорилась с ба, которая называла меня наказанием за грехи.
— Тётя всегда меня понимала… и сочувствовала. Обычно я не люблю, когда меня жалеют. Не привыкла быть слабой. Но у Агнесс… это всегда выходило так легко и так искренне. Именно она поддержала меня, когда я захотела в академию. Без её нажима родители бы никогда не согласились. Правда, оказывается, они отправили меня на учёбу, мечтая, что я найду себе мужа, но не в этом суть.
— Тебе хотелось свободы, которую давал ей и остальным дар, — неожиданно произнёс Алтон, когда я замолчала, чтобы перевести дыхание.
— Мне казалось, что это решит все мои проблемы.
— Но дар — это большая ответственность.
— О да, теперь я это отлично понимаю. Мне всегда хотелось путешествовать, знакомиться с новыми людьми… странами. Это всегда завораживало.
— А сейчас?
Дракон всё так же смотрел перед собой. Я, бросив украдкой на него взгляд, видела, как мерно поднималась на вдохе и опадала на выдохе грудь.
— И сейчас тоже, — призналась ему, снова изучая бутоны цветов. — Мне хотелось свободы, а я… получила помолвку с драконом.
— Тебя смущает помолвка или то, что я дракон? — вдруг спросил герцог.
— Меня смущает твой интерес. Не знаю, как принято у вас, но в нашей семье вступают в брак не ради связей, денег, приданого и прочих земных благ, а из-за чувств.
— Любовь?
Я вспомнила своих родителей. Чопорную матушку с идеальными манерами и строгого отца. Они всегда были для меня верхом изящества и благородства, тем идеалом, к которому надо было стремиться. Да и не только для меня, для всего высшего общества. Даже вредную ба распирало от гордости, когда она говорила о старшей невестке, настолько идеальной, что ей подражала сама императрица. Казалось бы, союз совершенно политический, соединил два сильных семейства, и только.
Но я помнила их взгляды, которыми они обменивались украдкой. Как в детстве случайно застала их в саду. Ничего пошлого, но… у меня тогда дар речи пропал.
Мой строгий папа пытался поймать звонко хохочущую матушку, которая, ловко маневрируя между деревьями, бегала вокруг него. Но он всё-таки поймал, закружил, а потом прижал к дереву и поцеловал… так поцеловал, что я рот открыла от удивления.
Слава Махтабару, меня в этот момент нашёл Джо.
Старший братец хмыкнул, схватил в охапку и бесшумно перенёс в столовую.
— Но… но, — бормотала я растерянно.
— Дай им побыть вдвоём. У них так редко получается… сейчас всё реже, — щелкнув меня по носу, заявил он, сверкнув серыми глазами.
И я тоже так хотела. Неважно, как вести себя при других, можно было и маску нацепить, но наедине… когда никто не видит, я хотела именно так.
Смеяться, кружиться и любить. И чтобы меня любили… только меня.
— Ты считаешь, что это глупость? — спросила я, повернув голову, и, встретившись с синим взглядом нечеловеческих глаз, смутилась.
Как давно Алтон смотрит на меня?
