— Вот суки! — скрипнул зубами Татаринов, покрываясь смертельной бледностью. — Ладно, твари, поквитаемся, всех не расстреляете…
— Почему не расстреляем, господин Татаринов? — усмехнулся Решетов. — Расстреляем, не волнуйтесь, пока нам это прекрасно удавалось.
Заволновались остальные пленные, стали переглядываться, что-то спрашивать друг у друга. Рослый норвежец догадался первым, затрясся, слюна выступила на губах. Красноармейцы толкали их в спины, гнали за ближайший сарай. Оставшиеся красноармейцы потянулись на косогор. За спиной кричали на разных языках, гремел неистощимый русский мат. Раздался нестройный залп, клацнули затворы, снова посыпались выстрелы, теперь уже беспорядочные…
Глава 5
Полк спешно продвигался вперед. Ревели моторы, энергично шагали пехотинцы с малиновыми петлицами на шинелях. Практически вся колонна вошла в лес. Деревня Каллела осталась за спиной, быстро удалялась. Тягачи тащили орудия, рычали средние танки «Т-28», пробивая дорогу в еловых зарослях. Сломался грузовик «ГАЗ-АА», перевозящий минометы. Из капота валил густой дым. Шофер кашлял в дыму, лихорадочно отыскивая неисправность. Ругался офицер, подпрыгивал, давал бесполезные советы. Пошучивали красноармейцы, проходящие мимо. Водитель что-то подкрутил, побежал в кабину. Машина завелась и затарахтела, стреляя клубами смрада из выхлопной трубы. Полк разбился на батальоны — шли с интервалом в триста метров. В каждом батальоне — по танковому взводу, орудия. Ругались офицеры и младший комсостав, поторапливали солдат. Полковая разведка шла по флангам, высматривала потенциальную опасность. Взвод старшего лейтенанта Овчинникова ушел вперед, пропал из вида.
— Товарищ капитан, это безумие! — увещевал Мечников командира разведывательной роты, который, отдуваясь, вышагивал по дороге во главе колонны. — Я уверен, что мы идем в западню, это добром не кончится. До Кохтлы километров шесть, местность незнакомая, малопроходимая, от соседей мы отстали — и финны обязательно этим воспользуются. Я уверен, они уже расставили ловушки. То, что мы уничтожили их минометную батарею, не должно радовать — она не единственная и предназначалась для того, чтобы отрезать нам дорогу назад. Товарищ капитан, постарайтесь убедить полковника Уматова, что он поступает неправильно. Поверьте, это не паникерство, мы не можем так безумно рисковать…
— Мечников, поди ты к черту! — отбивался Покровский. — Думаешь, у меня забот больше нет, как выслушивать твои причитания? Я его предупреждал, но полковая разведка для товарища полковника — не авторитет. Приказы не обсуждаются — и баста, его назначили главным…
— Но не умным, — не сдержался Никита.
— Ох, Мечников, твое счастье, что только я это слышу, — разозлился Покровский. — Услышали бы другие, мгновенно загремел бы под трибунал. У начальства нет другого выхода, понимаешь? Получена радиограмма из штаба 7-й армии: никакого промедления, к вечеру наступающие части должны закрепиться в районе Кохтлы. И никого не волнует, что тебе повсюду мерещится засада. Черт, где посыльный от Овчинникова? — Покровский нервно смотрел на часы. — Ведь приказывал докладывать каждые десять минут…
— Они на лыжах? — спросил Никита.
— Нет, на своих двоих, — огрызнулся капитан. — Это вы у нас, элита, на лыжах бегаете… В общем, так, Мечников, — принял решение комроты, — собирай своих бойцов, вставайте на лыжи — и вперед. Обследовать местность на дистанции пятьсот метров и доложить.
Взвод рассыпался вдоль обочин, слева отделение Виноградова, справа люди Кочергина. На дорогу больше не выходили, ее в этой местности еще не проверили саперы. Волнение не унималось. Лыжные палки проваливались в снег, Никита несколько раз терял равновесие. Автомат «Суоми» колотил по груди, надоел хуже горькой редьки! Передовой отряд оторвался от колонны уже метров на двести. Надрывно кашлял Абызов, отставая от товарищей. С этим парнем действительно было что-то не так, окаянная простуда (или что похуже) въелась в организм. Сам-то скромник, ни за что не пойдет в госпиталь, а командир взвода — отец и опекун своим солдатам — этот момент упустил. Никита приотстал. Абызов, обнаружив к своей персоне пристальное внимание, смутился, перестал кашлять.
— Ты в санчасти был, Абызов?
— Так точно, выпил пилюли, что дала медсестра.
— Пилюли. Лечиться надо, мать твою! — не сдержался Никита. — У нас в стране, а тем более в армии передовая медицина.
— Ага, товарищ старший лейтенант, медицина у нас хорошая. Выжить практически невозможно… — усмехнулся боец и снова зашелся надрывным пугающим кашлем.
Лес чернел, становился густым, нелюдимым. Слева от обочины громоздился плотный подлесок. Кустарник принимал ползучий вид, вился, как спираль Бруно, и проскочить на лыжах в этом месте было невозможно. Солдаты съезжали в низину, чтобы обогнуть заросли, невольно отдалялись от дороги. Но и там было не лучше — громоздились залежи бурелома, накренилась, едва не касаясь земли, вырванная с корнем гигантская ель.
— Товарищ старший лейтенант, здесь не проехать! — крикнул Виноградов. — Нам приказано не отдаляться от дороги!
Да что за бардак повсюду, черт возьми! Мечников оставил в покое простуженного Абызова, пошел вперед. Препятствий действительно было много. Слева чернел овраг с обрывистыми краями. Никита приказал, чтобы сняли лыжи и лезли через заросли. На той стороне опять «обуются», ничего страшного. А на той стороне начиналось что-то непонятное. Истошно закричал рядовой Гурмаш: здесь трупы! Это наши парни из взвода Овчинникова, они убиты! Вихрь завертелся в голове — ведь он предупреждал! Никита отбросил лыжи — как чувствовал, что уже не пригодятся, — и, ринувшись вперед, скатился через колкие заросли. Впереди была обширная яма — возможно, летом она не стала бы преградой, а сейчас вся была завалена снегом. На нее и нарвалось отделение Виноградова. Здесь лежало несколько тел в окровавленных маскхалатах. Мертвые глаза, красноармейские звездочки под задранными капюшонами. Он узнавал знакомые лица — даже в смертный час они оставались знакомыми. Снайперы работали, метнулось в голове, да еще и с глушителями… Полковая колонна, конечно, гремит, как гром небесный, но не до такой же степени, чтобы не услышать выстрелы… Бойцы попали под внезапный огонь, даже не успели ответить, машинально подмечал Никита. Но здесь не все, где остальные? Разбросало ребят… Падая на снег, он заметил разбросанные ноги на косогоре — и там кого-то достали — и заорал, как ненормальный: всем залечь, использовать естественные укрытия, огонь по деревьям! Разведчики выпрыгнули из лыж, скатились по снегу, начали стрелять длинными очередями по окружающим местечко пышным деревьям. От треска автоматов заложило уши. Со стороны противника, кажется, тоже вели огонь — закричал подстреленный разведчик где-то слева. Никита не мог отвлечься, чтобы посмотреть, кому не повезло. Он стрелял по деревьям, по подозрительным белым бугоркам, которых за ямой было в избытке. Глаза щипало от соленого пота. Он страстно надеялся, что в колонне, наконец, услышат, примут меры. Хотя и подсказывало что-то, что поздно принимать меры…
За спиной в районе дороги прогремело несколько мощных взрывов, разразилась пальба, загромыхал крупнокалиберный пулемет. Снова серия взрывов — такое ощущение, что ближе к разведгруппе, где-то совсем рядом! С протяжным скрипом переламывались деревья, падали с гулким шумом. Назад дороги не было — они же не полные самоубийцы лезть под шквальный перекрестный огонь! В отчаянии закричали загнанные в ловушку разведчики. Кто-то лежал неподвижно, уткнувшись носом в снег, пропитавшийся кровью под головой погибшего. Другие судорожно прыгали, переползали, выискивая укрытия, остервенело палили, не видя куда…
