Как мы к этому пришли? Современная история происхождения мира должна помочь нам сориентироваться, потому что она позволяет поместить историю человечества в гораздо более широкий контекст истории планеты Земля и Вселенной в целом. Глядя с вершины горы, можно увидеть, в чем наша уникальность.
Эволюция приматов в охлаждающемся мире
Люди удивительно разные в культурном плане, и отчасти в этом наша сила. Генетика же у нас гораздо более однородная, чем у ближайших из ныне живущих родственников человека – шимпанзе, гориллы и орангутана. Мы попросту слишком недавно появились, чтобы развилось большое разнообразие. К тому же мы крайне общительны и очень любим путешествовать, так что наши гены вполне свободно переходили от группы к группе.
Мы относимся к отряду млекопитающих под названием «приматы», в который входят лемуры, обезьяны и человекообразные обезьяны. С родственниками-приматами у нас много общего. Первые из них почти наверняка жили на деревьях, а детеныши человека (и я сам не был исключением) лазают по деревьям с удовольствием, и очень неплохо. Для этого необходимы руки или ноги с пальцами, которые могли бы хватать. Если вы собираетесь прыгать с ветки на ветку, неплохо бы обзавестись объемным зрением, чтобы оценивать расстояния. Для этого требуются два глаза на передней части лица, чтобы линии взгляда у них пересекались (не пытайтесь перескочить с ветки на ветку, закрыв один глаз). Поэтому у всех приматов руки и ноги могут хватать, а лица плоские и глаза на них спереди.
Приматы исключительно мозговиты. Размер их мозга относительно размеров тела необычно велик, а его внешний слой, неокортекс, огромен. У большинства млекопитающих кора составляет от 10 до 40 % мозга. У приматов этот показатель более 50 %, а у человека целых 80 %
[125]. У нас исключительно много кортикальных
[126] нейронов – около 15 млрд, в два с лишним раза больше, чем у шимпанзе (у которых их около 6 млрд)
[127]. У китов и слонов, которые в списке обладателей самого большого количества кортикальных нейронов идут сразу за человеком, их около 10 млрд, но относительно размеров тела их мозг меньше, чем у шимпанзе. Благодаря большому мозгу приматы – настоящие мастера в получении, хранении и использовании информации об окружающем мире.
Почему у приматов такой крупный мозг? Казалось бы, это понятно: разве не очевидно, что мозг – это хорошо? На самом деле необязательно, ведь он съедает много энергии – порой в 20 раз больше, чем то же количество мышечной ткани. У человека этот орган потребляет 16 % доступной энергии, притом что составляет лишь 2 % от массы тела. Вот почему, выбирая между силой и умом, эволюция обычно склонялась в пользу мускулов. По той же причине видов с большим мозгом так мало. Некоторые животные относятся к этому органу пренебрежительно, как к расходному материалу, излишеству. Существует вид морских улиток, у детенышей которых есть миниатюрный мозг. Он помогает им путешествовать по морям в поисках насеста, где можно будет питаться, фильтруя воду. Но, найдя себе место, улитка теряет потребность в таком дорогом в обхождении приборе, поэтому… съедает свой мозг (злые языки говорят, что тут есть что-то общее с университетским преподавателем, дослужившимся до бессрочного контракта
[128]).
Тем не менее, похоже, мозг приматов себя окупает. Он нужен, чтобы управлять их ловкими руками и ногами и чтобы виды с высокоразвитым зрением могли обрабатывать изображения (что это там, через три дерева, не спелая ли слива?), – у мозга, прямо как у компьютера, на это уходит вся мощность. Что еще важнее, приматы общительны, потому что, живя скученно, они обеспечивают себе защиту и поддержку. На открытой просматриваемой территории, такой как пастбища и леса, что раскинулись в остывающем после PETM мире, оказалось лучше жить большими группами. Чтобы успешно сосуществовать с другими членами своего вида, нужно быть в курсе постоянно изменяющихся отношений в семье, между друзьями и врагами. Кто вырвался вперед, а кто отстал? Кто друг, а кто нет? Кто должен мне, а кому задолжал я? Сложность этих вычислительных задач с ростом группы увеличивается по экспоненте. Если вас всего четверо, вы, наверно, справитесь. А если 50 или 100, расчеты становятся гораздо сложнее.
Чтобы жить в группе, нужно также понимать, что происходит в мозге других ее членов. Возможно, способность интуитивно улавливать мысли и чувства окружающих была важным шагом к развитию сознания – высокой степени осознанности в отношении того, что происходит в нашем собственном уме
[129]. Внимательное наблюдение за обществами приматов показывает, что, если в ходе общения вы ошибаетесь в социальных расчетах, вероятнее всего, вы будете хуже питаться, вас будут меньше защищать, чаще бить и ваши шансы быть здоровым и иметь здоровых детей снизятся
[130]. Таким образом, способность к общению, сотрудничество и мыслительные способности, по-видимому, в истории приматов развивались вместе. На самом деле, похоже, у приматов действительно существует грубая корреляция между численностью группы и размером мозга. Очевидно, многие их популяции были готовы заплатить энтропии еще один налог, налог на мозг, чтобы та позволила им жить более крупными группами.
Вероятно, первые приматы возникли до исчезновения динозавров, но самые древние сохранившиеся их останки относятся ко времени спустя несколько миллионов лет после приземления Чиксулубского астероида. Мы принадлежим к группе крупных бесхвостых обезьян, которых называют человекообразными. Они появились около 30 млн лет назад, а 20 млн лет назад процветали в Африке и Евразии, увеличивая свое разнообразие. В число гоминид сегодня входят орангутаны, гориллы и шимпанзе, а также человек
[131]. Их предки развивались в мире, где после PETM падал уровень углекислого газа и формировался более холодный, менее предсказуемый климат. Нестабильность климата вдавила педаль газа на трассе эволюции, вынудив множество разных видов быстро и интенсивно приспосабливаться. Примерно 10 млн лет назад во многих местах обитания человекообразных обезьян стало суше и холоднее, и их популяция, вероятно, оказалась довольно жестко прорежена, когда их родные леса превратились в пастбища. Нашими предками стали те, кто выжил в результате этого вынужденного эволюционного рывка.
