Общин земледельцев стало больше, и изменения ускорились, потому что сельское хозяйство и множество перемен, которые оно принесло, распространялись быстрее, чем охота и собирательство. Почему рост был таким быстрым, неочевидно, ведь жизнь земледельцев легкой не была. Охотники-собиратели не исчезали, часто оставаясь жить бок о бок с земледельцами на протяжении многих тысяч лет. В некоторых местах, например в Сибири и Австралии, недостатки земледелия перевесили его преимущества, и охотники-собиратели процветали там до наших дней. Тем не менее в районах, пригодных для сельского хозяйства, тех, что можно приспособить к нему, или тех, где из-за быстрого роста населения истощались доступные ресурсы, у земледельцев было множество преимуществ перед их соседями, которые занимались охотой и собирательством. Даже подсечно-огневое земледелие могло кормить 20–30 человек на квадратный километр. Это в 100 раз превышает плотность населения, характерную для охотников-собирателей в аналогичной местности
[171]. Значит, когда становилось тесно, у земледельческой общины чаще всего оказывалось больше людей и ресурсов, чем у охотников-собирателей. Земледельцы могли задавить их количеством, а если нужно, победить в бою. Поэтому, возможно, уже 5000 лет назад большинство людей жили за счет земледелия, и земледельческие общины и те, кто на них опирался, вышли в истории человечества на первый план.
Распространяясь, земледельцы перестраивали окружающий мир. Они повсюду прореживали лес, строили деревни, вспахивали землю, изгоняли насекомых-вредителей, выкапывали сорняки. Земледелие по своей природе требует активного отношения к окружающей среде. Охотники-собиратели обычно видели себя частью биосферы, земледельцы же смотрели на окружающую среду как на что-то, чем нужно управлять, что нужно возделывать, эксплуатировать, мелиорировать и даже завоевывать. И если коллективное обучение дало им знания, необходимые, чтобы производить такие манипуляции, то само земледелие принесло им пищу и энергетические потоки, которые были нужны, чтобы приумножаться в количестве и с растущей силой и ловкостью преобразовывать все большие и большие площади.
Коллективное обучение и новые энергетические потоки – вот что управляло бурной исторической динамикой в аграрной эре и дало почву для революционных изменений, каких не видели в палеолите.
Как земледелие изменило историю человечества
В течение, вероятно, 5000 лет с конца последнего ледникового периода, в аграрную эру истории человечества, главной силой выступали земледельческие деревни. Мегаполисы своего времени, это были самые сложные, густонаселенные и мощные общины на Земле. С распространением земледелия и ростом населения число деревень приумножалось, пока большинство людей не стали жить в них. Если бы вы родились в аграрную эру, скорее всего, вы были бы земледельцем или членом их общины.
Такая плотность населения была новым явлением в человеческой истории. По современным меркам земледельческая деревня может показаться простой структурой. Но по меркам палеолита это были настоящие джаггернауты
[172] в социальном, политическом и культурном плане. Здесь нужны были не только новые технологии, но и новые социальные и этические нормы, новые представления о совместной жизни, о том, как избежать конфликтов и разделить имущество общины. Если британский антрополог и эволюционный психолог Робин Данбар прав и эволюция снабдила человека мозгом, способным адекватно обрабатывать информацию о группе до 150 человек, тогда, чтобы сохранять свою целостность, значительно более крупной общине должны были потребоваться новые социальные технологии.
В первой половине аграрной эры большинство земледельческих деревень были независимыми общинами, слабо связанными с соседями. Они оставались достаточно маленькими, чтобы их могли скреплять традиционные законы кровного родства. Обмен людьми, товарами и идеями между деревнями становился все существеннее, но все же еще не было государств, империй, городов и армий. Громадные сложные общества, преобладавшие в последние 5000 лет человеческой истории, появились только после того, как земледелие распространилось достаточно широко и быстро, чтобы образовалась критическая масса людей, ресурсов и новых технологий. Но корни аграрных цивилизаций кроются в деревенских общинах начала аграрной эры.
Мы уже видели, что у охотников-собирателей был резерв потенциального знания в разных областях, в том числе информация о том, как управлять большими группами людей. Общины охотников-собирателей и первых земледельцев уже обладали потенциалом для социального усложнения, масштабных политических, экономических и военных систем и для огромных структур, которые мы видим во всех аграрных цивилизациях.
Гёбекли-Тепе, что находится в Южной Анатолии, служит яркой иллюстрацией интеллектуального и технологического потенциала, который скрывался в первых общинах охотников-собирателей и земледельцев. Это место впервые было заселено в эру натуфийских деревень, а затем люди периодически жили здесь в промежутке между 10 000 и 7000 лет до н. э.
[173] Комплекс содержит 20 каменных кругов и около 200 каменных колонн с красивой резьбой, часть из которых превышает 5 метров в высоту и весит до 20 тонн. Странные барельефы на некоторых из них изображают птиц или животных с когтями и клювами. Здесь нет хозяйственных зданий, и, что любопытно, многие колонны были ритуально захоронены
[174]. Археологи нашли и следы пивоварения, что тоже может говорить о ритуальной деятельности (и о вакханалиях). Все это позволяет предположить, что Гёбекли-Тепе, как и Стоунхендж в Англии или каньон Чако в Нью-Мексико, служил окрестным общинам обрядовым центром, может быть, для проведения древнего аналога Олимпийских игр или заседаний Организации Объединенных Наций. Он также мог использоваться как обсерватория. Огромные усилия, потраченные на постройку каменных кругов Гёбекли-Тепе, говорят о том, как важны были дипломатические и технологические связи между различными сообществами в эру стремительного роста населения. Размер колонн, точность и красота резьбы, а также тот факт, что для украшения и перемещения огромных каменных блоков, нужно было задействовать сотни человек, свидетельствуют о новом масштабе и уровне сложности социальной организации. Это неожиданно, потому что, скорее всего, те, кто построил самые древние из этих сооружений, еще были не настоящими земледельцами, а оседлыми или зажиточными охотниками-собирателями, подобно натуфийцам.
Когда деревни и системы деревень стали крупнее, традиционных законов кровного родства оказалось недостаточно
[175]. Первые земледельческие деревни расширились, образовывая новые связи с соседями, иногда превращаясь в небольшие города, и традиционные родственные и семейные законы пришлось изменить или дополнить новыми правилами, касающимися собственности, прав, ранга и власти. Традиционные социальные блоки по 100–200 человек нужно было соединять в более крупные системы, где неизбежна была иерархия. По мере распространения земледелия мы везде начинаем видеть новые, более иерархичные структуры, которые накладываются на деревенские общины, организованные по традиционным законам кровного родства.