— Скорее всего, этот Вольдемар — герой не вашего романа, — заметила я. — Вы ведь отомстили ему, изрезали картины, украли «Богиню огня» — теперь он не сможет продать ее…
— Толку-то резать картины, — сказала Жанна. — А «Богиню огня» он наверняка уже продал — я ведь ее хотела уничтожить, но в квартире ее не было. Поэтому месть и не состоялась.
Скорее всего, Жанна попросту не расслышала моего обвинения в краже картины, поэтому я повторила:
— Да нет же, картина не была продана. Ее ведь вы украли, да, Жанна? Отомстить так решили Вольдемару? Успокойтесь, я никому ничего не скажу, мне просто интересно!
— Да с чего вы решили, что я украла картину? — Жанна уставилась на меня ничего не понимающим взглядом. — Во-первых, мне ее незачем держать у себя дома, продавать я тоже ее не стала бы — у меня есть деньги, как вы заметили, не бедствую. Если бы я отыскала эту картину, я на глазах Вольдемара изрезала бы ее ножом и тогда, возможно, была отомщена. Но раз Вольдемар уже пристроил ее, не стану же я искать по всей Англии этого его покупателя, чтобы добраться до картины! Тем более когда она продана, Вольдемару дела до нее нет. Пришлось мне уничтожать другие работы с его любовницей, но это — не то совсем.
Я задумалась. Жанна уверена, что Огородников уже продал свою картину, а значит, к краже она непричастна. Даже если и пропажа картины — дело рук Жанны, она была права: ей доставило бы удовольствие уничтожение еще не проданной работы на глазах художника, а не воровство. Конечно, пропажа холста тоже не слишком порадовала Огородникова, но он хотя бы надеется найти картину. А вот Жанна с удовольствием бы изрезала этюд кухонным ножом, если добралась бы до него.
— Картина Вольдемара Огородникова украдена, — сказала я женщине. — Он так и не успел ее продать. По словам художника, она пропала во время той самой вечеринки, о которой вам рассказывал Игорь Леонидович. После он уже не видел картины.
— Вот и поделом ему! — самодовольно кивнула Жанна. — Само провидение вступилось за мою оскорбленную честь, он получил по заслугам! Кесарю кесарево, так ведь говорят! Если б я знала, то не стала бы покупать это снотворное, просто мне показалось, что удача отвернулась от меня… Я поняла, что сама я никому не нужна — даже Вольдемару, которого любила, нужны были только мои деньги и мое положение в обществе. Меня попросту использовали как какую-то вещь, а когда стала ненужной — выкинули. Понимаете, как это тяжело? В этом мире у меня не осталось ни родных, ни друзей, которые бы рады были общаться со мной просто так, а не из-за выгоды. Нет, все стремятся получить от меня что-то, никто не рассматривает меня как человека…
— Друзья, конечно, важны, семья — тоже, — кивнула я. — Но на них свет клином не сошелся! Попробуйте заняться чем-то, что приносит вам радость, научиться быть счастливой без помощи окружающих. Каждый человек самодостаточен по своей природе, у каждого есть таланты. Ведь существует что-то, приносящее вам настоящее удовольствие? Вот и попробуйте в этом найти для себя успокоение!
— Ага, возьму спицы и стану вязать носочки, — хмыкнула Жанна.
— Ирония — уже хороший показатель, — улыбнулась я. — Не нравятся носки — не нужно их вязать. В конце концов, сходите в салон красоты, пройдитесь по магазинам, накупите кучу красивых вещей… Измените прическу — это даст вам уверенность, которой, как я погляжу, вам не хватает. Ну, или отправьтесь в путешествие — вы же можете позволить себе поездку в другую страну или другой город. Да масса всего существует, вы просто зациклились на этом Вольдемаре Огородникове, но на нем ведь свет клином не сошелся!
— Наверное, вы правы, — со вздохом сказала Жанна. — Я хотела сначала сделать все возможное, чтобы отомстить ему, заставить его страдать и мучиться… Вот только понимаю сейчас, что облегчения мне это не принесет. Месть — холодное блюдо, и от него не становится лучше. Может, мне и правда стоит отвлечься? Прекратить общаться с художниками, потому что они постоянно будут мне напоминать о Вольдемаре. Путешествия… Может, это неплохая идея. Я ведь столько лет не покидала Тарасов, сначала — из-за отца, потом заваливала себя делами… А ведь было бы неплохо съездить на море, поваляться там на берегу, послушать шум прибоя… Да, я глупо поступила, это правда. Тем более что не подумала о последствиях — мешать алкоголь со смертельной дозой снотворного… Я ведь правда не превращусь в… инвалида? Вы же врач, да? Я же избавилась от этих таблеток, верно?
— Все будет хорошо, — успокоила я женщину. Потом вытащила из сумочки пакетик с запонкой и протянула ее Жанне.
— Скажите, вам знакома эта вещь? — спросила я ее. — Здесь нашла, в коридоре. Ваша, наверное, потеряли?
Жанна внимательно посмотрела на запонку, потом перевела на меня ничего не понимающий взгляд.
— Вы говорите, у меня ее нашли? — удивилась она. — Но… я не знаю, откуда эта вещь тут появилась. В последнее время ко мне гости не приходили, только Игорь Леонидович. Может, он обронил? Я ведь запонки не ношу, это мужская… Да и носили их давно, у отца были, но не такие, они у меня в ящике все хранятся…
— А можно взглянуть? — спросила я женщину. Та кивнула.
— Конечно, раз вам это интересно. В конце концов, я ведь не помню, какие точно запонки были у отца, может, и такая имелась. Странно, как она оказалась в комнате, или где вы ее подняли?
— В прихожей, — ответила я.
— Я сто лет вещи отца не перебирала, — пожала плечами Жанна. — Ящик его не трогала, не хочется ворошить прошлое, вспоминать… Это ведь очень грустно и больно… Но если вы хотите, мы вместе можем посмотреть, у него много запонок было, красивых, дорогих… Он умел их носить — они шли отцу, делали его таким… стильным, эффектным, импозантным… Придавали ему обаяние и шарм. Наверное, это даже хорошо, что мы вместе посмотрим эти запонки — одна я не достаю вещи отца, потому что слишком живы воспоминания о нем. Он был замечательным человеком, и, хотя прошло столько лет, я до сих пор не могу смириться с тем, что он ушел.
Жанна встала со стула и направилась из кухни в коридор. Я последовала за ней. Женщина так и не поинтересовалась, откуда мне известно про Вольдемара Огородникова, как я вообще проникла в ее квартиру — похоже, она до сих пор пребывала в состоянии шока и ей было абсолютно безразлично, какими судьбами я здесь очутилась. А может, решила, что я этакий ангел-хранитель, который вовремя оказался в нужном месте, чтобы предотвратить ее смерть. Я не спрашивала у Жанны, что она думает по этому поводу — наоборот, мне было как раз на руку, что женщина ни о чем не подозревает.
Мы вошли в большую гостиную, которая чем-то напоминала парадную залу прошлого века. Мебель была не новая, а старинная, с витиеватыми узорами, однако не казалась потрепанной. Скорее всего, за всеми предметами обстановки тщательно ухаживали — вытирали пыль, полировали поверхности. Единственное, что выглядело современным в комнате — так это светлые обои с изображением полевых цветов. Как ни странно, они были к месту — если бы не такой веселенький узорчик, комната внушала бы противоречивые чувства. А так — хоть какой-то яркий штрих в столь торжественной атмосфере.
