Еще не отдышавшись, растянувшийся на корме Рвущий Клык наблюдал за командой, занятой парусами, потом перевел взгляд на Карангула, управлявшего рулем.
— Хороший ты товарищ, лис. После всех планов, которые мы составляли вместе, хотел бросить меня здесь, да?
Карангул на него даже не взглянул.
— Кончай нытье. Попал на борт, скажи спасибо и за это.
Рвущий Клык отвел взгляд от Карангула и увидел плывущего к судну зайца. Внезапно его тон стал философски спокойным и размеренным.
— Ты прав, друг. Я на борту, и это главное. Бедный Свирепый Глаз лежит там, мертвый. Ужас, ужас… Ну, на море случаются вещи и похуже, приятель, а?
Карангул смерил крысу хмурым взглядом:
— Я тебе не приятель. Я капитан, понятно?
Рвущий Клык продолжал взывать к совести лиса:
— Ты это серьезно? Ты же говорил, что мы все будем капитанами. Конечно, Свирепый Глаз помер, но мы бы и вдвоем прекрасно управились, а?
В лапе Карангула появился меч. Он взмахнул оружием, готовясь снести Клыку голову.
— На судне нет места для двух капитанов!
Рвущий Клык резво вскочил и вытянулся по стойке «смирно».
— Так точно, капитан! — отсалютовал он. — Разреши те доложить, за вашим судном следует один из длинноухих из горы. Сразу за кормой, пожалуйте!
Карангул подошел к корме и перегнулся через ограждение. Увидев Бахвала, он ощутил мгновенный прилив страха, но тут же подавил его. Заяц в воде, он на борту… Заяц совсем один, а у него послушная команда…
— М-да, этот заяц с чего-то взъелся на меня, кто его знает, что у него на уме.
Рвущий Клык бесшумно подкрался сзади и неожиданно швырнул Карангула за борт.
— Ну так, спроси у него, что ль…
Карангул вынырнул за кормой, вопя Рвущему Клыку:
— Эй, вытащи меня, приятель!
Клык наставительно покачал головой и погрозил лапой:
— Я т-тебе не приятель. Забыл, что ли, чему учил мудрый Карангул? На судне только один капитан, и ты с ним сейчас разговариваешь. Смирно! — Он повел вокруг взглядом, подобрал кусок запасного рангоута и швырнул его за борт в направлении лиса. Вот тебе судно, можешь на нем капитанствовать. Управляй им мудро, капитан.
Прощай, желаю неудачи!
Карангул потерял меч, падая за борт. Заяц был при оружии и уже оседлал сброшенную Рвущим Клыком деревяшку. Теперь он держал лиса под прицелом своих острых глаз и не менее острого меча.
— Ну, как денек для купания? Веди себя спокойненько, и няня расскажет тебе старую сказку о бедном молодом зайчике, которого не убили, считая уже мертвым. Старый злой лис бил его мечом плашмя. — Голос Бахвала приобрел зловещие нотки. — Кажется, до тебя доходит. Скажи, как ты себя чувствуешь без синей нечисти за спиной?
Хлоп!
Карангул взвыл от боли. Меч Бахвала плашмя ударил его по плечу. Горный заяц заорал ему в морду:
— Скажи!
Вечернее солнце приближалось к горизонту. Дотти с друзьями расположились на широкой каменистой террасе, обильно поросшей зеленью, как раз над главным входом в гору. На горизонте маячили, как осенние листья, гонимые ветром, паруса судов синего флота, уходивших на запад, на северо-запад, на юго-запад.
Жесткий неотрывно следил за уходящими в даль кораблями:
— Они здорово перегружены. Пожалуй, некоторые при свежем ветре и потонут, еще до утренней зари.
Барон Драко шевельнул надбровными иглами, желая показать, как мало это его волнует:
— Туда им и дорога. Мы не виноваты, что они сбежали, не приняв боя, как последние фарсикифаторы. — Никто не стал допытываться у барона, кто такие «фарсикифаторы».
— Оно и к лучшему, — решила Дотти. — Мы никого не потеряли в этой маленькой стычке. Как ты думаешь, Груб?
— Согласен, Дотти. Больше синих утонуло, чем убито в заварушке. У нас несколько легкораненых. Можно даже сказать, что победа была бескровной.
У ног сидящих брякнул о скалу железный наконечник стрелы, и в оконном проеме появился лорд Броктри. Он подошел к отдыхающим и уселся рядом.
— Сувенир от битвы, никто не хочет? Руро выкопала из моего плеча. Эта белка — просто чудо, когда надо залатать дырку в организме.
Гурт посмотрел на барсука. К плечу, спине, лапам лорда были примотаны компрессы из трав. Лихой вид придавала ему повязка на лбу.
— Хурр, вы прямо как только что из боя.
Броктри отхлебнул из кубка, который он принес с собой.
— Вид у меня лихой, да, но боли совсем не чувствую.
Зашумели крылья цапли, перед ними возник Руланго Если бы можно было сказать, что птицы улыбаются, то Дотти это обязательно сейчас сказала бы. Клюв птицы как будто ощупывал Брога, проверяя, не ранен ли он, крылья обняли шкипера. Брогало гладил птицу, стараясь ее успокоить:
— Все нормально, старая матрасная начинка, я в порядке. Как там мамуля и все остальные? В уюте и покое?
Руланго прижал оба крыла к глазам и горестно закачал головой. Брогало рассмеялся:
— Плачут и хнычут? Узнаю старушку-мать. Она и ее подружки сами не свои, если не поноют. Слушай, друг, лети в пещеру, скажи мамуле, пусть кормит победите лей. Пусть наготовят как можно больше, я пошлю завтра утром зайцев, выдр и землероек, и пусть все переселяются сюда со всем добром и продуктами. Завтра пируем!
Глаза Жесткого, как и многих других, загорелись:
— Отличная идея, во!
— Большой праздник в Саламандастроне!
— С музыкой и песнями! — добавила Гренн.
— Ох, здорово, и мисс Дотти обязательно сыграет на своем прекрасном аккордеоне и споет, во!
— Точно, во, блестящая идея! Груб скривился:
— Мало мы страдали сегодня, что ли?
Дотти сурово посмотрела на него, но тут же захихикала:
— Я выберу для милого друга Груба самую длинную балладу, ге-ге-ге.
Лорд Броктри засмеялся так, что повязка сползла со лба на глаз:
— Это все завтра, а сегодня уже стемнело, спать пора!
Звуки веселья доносились до прибрежных скал, где две чайки, занятые постройкой гнезда, обеспокоенно закричали, жалуясь на шумных соседей. Птицы возвращались на западное побережье.
37
Пустынно выглядело побережье к северу от Саламандастрона. Ночь сгустилась над беспокойным морем. Унгатт-Транн не мог сказать, сколько он здесь пролежал. Он вообще ничего не мог сказать. Он даже не мог закрыть рот, в который море плескало ленивой волной. Он не мог пошевелиться. Тело казалось вмерзшим в глыбу льда. Но грудь, голова и шея горели огнем. Он помнил только пылающие глаза барсука, рычащего ему: «Я вижу твои глаза, Унгатт-Транн. Взгляни и ты в мои!»
