Улицы были полны неонового света и гламура. По проспектам и бульварам гуляли горожане в ярких одеждах, считая секунды, как будто взвешивая принадлежащие им частицы золота. Каждое их движение сопровождало чудесное жужжание электрических устройств. Некоторые лампочки лопались от перегрузки, но их быстро заменяли прохожие или лампочные верхолазы. Таким образом, свет никогда не погаснет.
Найквист не принимал участия в этих ритуалах. Вместо этого он заперся в своем кабинете, ел, когда вспоминал, что нужно это сделать, и дремал на диване час-другой, когда уставал. У него не было иного графика. Время его наручных и настенных часов отличалось на многие часы и минуты, и он не понимал, какое из них было правильным, самым безопасным, самым лучшим. Он не мог вспомнить, сколько дней он провел здесь таким образом, и даже то, как они начинались и заканчивались. Задвинул штору, выпил кофе или виски, снова лег, зарылся головой под подушку, отодвинул штору, отвернулся лицом к стене. Он делал все, чтобы спрятаться от бесконечного тиканья часов. Но все это было бесполезно. Тело Найквиста обволокло пленкой липкого пота, ему было неудобно. Сквозь веки пульсировали вспышки желтого и оранжевого цветов. Он боялся начала хроностазиса. Если бы только он мог нормально выспаться! Почему он так страдал? Работа была сделана. Сбежавший подросток найден и доставлен домой. Вообще-то ему и самому следовало бы отправиться домой, в Ночной район, чтобы окунуться в темноту. Но одна мысль о поездке на поезде через сумерки вызывала тошноту. Внезапно мысли приняли другой ход, и он снова вспомнил дом в переулке Энджелкрофт. Он не мог избавиться от этих воспоминаний.
Сначала Найквиста доставили в полицию для предварительной дачи показаний, а затем через день или около того вызвали снова, чтобы получить ответы на очередной ряд вопросов. Он достаточно хорошо знал начальника подразделения, детектива-инспектора Гарднера, поскольку в ходе предыдущих расследований часто пересекался с полицией. Но он держал рот на замке и не говорил больше, чем следовало. И довольно скоро понял, что полицейские знали о том, что на самом деле произошло там, на краю сумерек, даже меньше, чем он сам.
– Так что же случилось, Найквист? И на этот раз ничего не скрывайте.
– Как я уже говорил, парень просил о помощи.
– Что именно он сказал?
– Он хотел, чтобы я держал Элеанор Бэйл подальше от него.
– Он так говорил?
– Что-то вроде того.
– А он сказал, почему он этого хотел?
– Это было опасно для нее. Вот то, что он сказал.
– Вы уверены в этом?
– Да. Насколько я понял. На линии были помехи.
– Правда?
– Вы видели, в каком состоянии его телефон. Это была пиратская работа.
– Конечно.
– Я слышал шумы.
– Шумы?
Помещение для допроса было небольшим. Стены воняли собравшимся за десятилетия потом. Найквист прищурился от света голой лампочки, висевшей под потолком.
– Ну, шумы на линии. Жуткие звуки. Какие-то вздохи, вой животных. Что-то вроде этого.
– Значит, вы отправились в тот дом в сумерках просто так?
– У меня было ощущение, что девушка может направиться туда, вы знаете, как это…
– Просветите меня.
– Я просто делал свою работу, надеясь вернуть ее домой.
– Конечно, Найквист, вы ведь один из славных парней. – Инспектор посмотрел в свои записи. – Скажите, как хорошо вы знаете Элеанор Бэйл?
– Я ее не знаю. Я искал ее, вот и все.
– Беглянку?
Он кивнул в ответ.
– Я выследил ее в квартале Выжиг, а затем потерял. И больше не видел, пока не нашел ее в доме на Энджелкрофт, когда она разговаривала с жертвой.
– О чем они говорили?
– Не знаю. Не уверен. Он пытался ей что-то объяснить, но я не думаю, что она верила его словам, чем бы они ни казались. А потом начало…
Гарднер ждал, постукивая ручкой по столу.
– Начало происходить нечто странное. Я не уверен, что именно случилось. Кажется, я потерял сознание.
– Бог мой, да вы просто воплощение помощи, Найквист.
В комнате вновь воцарилось молчание. Гарднер уставился на него. Найквист почувствовал, как перехватывает дыхание.
– Есть какая-либо информация о жертве? – спросил он.
– Его зовут Кинкейд. Это имя вам о чем-нибудь говорит?
– Нет.
– Совсем? Никаких соображений?
Найквист задумался.
– Нет. Никаких.
Он чувствовал себя уставшим. Время, проведенное в сумрачном доме, оказало негативное влияние на его здоровье. Он спросил:
– Что насчет отношений между умершим и девушкой?
Гарднер покачал головой.
– Никаких отношений не было. Так нам сказала Элеанор Бэйл.
Найквист заволновался: она сказала ему, что Кинкейд был ее настоящим отцом. Правда это или нет, он сохранит это признание в секрете. Пока.
– Она лишь сказала, что он был старым другом семьи. – Гарднер посерьезнел. – Итак, позвольте уточнить, вы не видели, как Элеанор Бэйл вонзила нож в этого Кинкейда?
– Конечно, нет. Не видел.
– Вы уверены?
– Ну…
– Вы ведь упали в обморок, верно? Как старушка в викторианском романе.
– Я закрыл глаза на одно только мгновение, вот и все.
– Печально.
Найквист почесал щеку.
– Она не делала этого, Гарднер.
– Нет?
– Она не такой человек.
– Что же, думаю, я согласен с вами. – Инспектор сделал каменное лицо. – На этом ноже полно отпечатков, в том числе и ваших.
Найквист нахмурился.
– Я забрал у нее нож.
– Значит, он был у нее в руке?
– Да, я думаю, она… она подняла его, после… после того как этот человек…
– Вы думаете, что это самоубийство, не так ли?
Найквист не знал, как лучше ответить. Все, что он мог вспомнить, – это пустая, черная дыра и несколько мгновений тьмы.
– Вы так думаете?
– Да, он убил себя.
Найквист не знал, солгал ли он или сказал правду. Оба варианта могли быть правильными.
Гарднер разочарованно покачал головой.
– Трогать нож было…
– Я знаю. Я не подумал.
– Найквист, это ведь правило номер один – не загрязнять место преступления.
Двое мужчин смотрели друг на друга, и ни один не желал уступить противнику.
Гарднер вздохнул и бросил на стол латунный ключ.
