Поезд теперь двигался медленно, его ритм убаюкивал. Найквист полудремал-полубодрствовал. В голове проносилось множество воспоминаний – некоторые хорошие, другие не очень. Мысли походили на мириады крошечных ламп, каждая из которых то вспыхивала, то гасла. Но вдруг в голове совершенно спонтанно всплыло одно конкретное воспоминание. Это было то, о чем он не думал очень давно. Смерть его матери.
Фрагменты, вспышки света, испуганный маленький мальчик, застывший на тротуаре.
По выбранной семьей временной шкале ему семь лет.
Беспомощность…
Охваченное ужасом от внезапного спазма лицо матери.
Он не двигался и не мог отвести от нее глаз.
Ее тело бьется в конвульсиях, слышны последние хрипящие вдохи.
Кто-то подбегает, чтобы помочь ей.
Поздно, слишком поздно…
Поезд наехал на треснувший рельс, и сыщик проснулся. Лампы мерцали. Как долго он спал? Он не мог сказать. Найквист посмотрел на часы, но цифры ничего для него не значили. Это был чужой язык. Возможно, они уже проехали земли сумерек. Но нет, подняв голову, чтобы посмотреть в окно, он увидел там серебристый туман. Поезд, казалось, двигался еще медленнее, чем раньше. Он потер ладонью глаза, и в этот момент мужчина в деловом костюме подошел ближе и наклонился над ним сбоку. Найквист отодвинулся, насколько позволяло ограниченное пространство.
– Только взгляните на это, – сказал сосед.
– Что вам нужно?
– Жалкое зрелище, верно? Как думаете? – Он кивнул в сторону девушки с десятью часами на руках. – Сколько же энергии тратят эти люди, пытаясь все успеть! Ничего, что я вам это говорю?
– Я просто хочу отдохнуть.
– Мне знакомо это чувство. Адский выдался денек, скажу я вам. Полдня в аду.
Найквист не ответил.
– Вы устали? Выглядите уставшим. Я просто спрашиваю. Поскольку то, что вам действительно нужно, находится здесь. – Бизнесмен закатил рукав, демонстрируя свои часы, выглядевшие еще более чудовищно, чем те, которые рекламировал плакат напротив. – Видите? Смело, заманчиво, и смею сказать, в них больше, чем немного авангарда! Кристаллический кварц с сапфировым механизмом. Сто пятьдесят официальных временных шкал. Еще пятьдесят, полностью определяемых пользователем. Любым способом, которым только захотите. Полностью программируемые. Смотрите – щелк, щелк, щелк! – нажимал мужчина кнопки на своем хронометре.
Найквист видел, как меняется положение стрелок на циферблате. Мужчина продолжал нажимать. Стрелки ускорялись, их движения становились размытыми.
– Щелк, щелк! – Вы больше никогда не опоздаете.
Резко выбросив руку, Найквист схватил мужчину за запястье, накрыв ладонью циферблат часов.
– Эй, мне больно! Отпустите меня! Отпустите!
Рука сжалась сильнее. Найквист чувствовал, как часы врезаются в ладонь, вызывая давящую боль, но ему было все равно: это произойдет, он сломает их, сорвет с хрупкого запястья этого глупца. Он сломает ему руку, если потребуется.
Жертва закричала.
Другие пассажиры молча смотрели на них. Мальчик заливался смехом. Его мать пыталась заставить его отвернуться.
На лицо бизнесмена наползал страх.
– Пожалуйста, отпустите. Пожалуйста!
Все другие чувства Найквиста исчезли, он лишь сильнее сжимал пальцы. И вдруг кто-то постучал ему по плечу – другой пассажир, и Найквист осознал, что он делает, как далеко он зашел. Он встал, отпустив запястье бизнесмена и, пробормотав несколько слов извинения, попытался уйти, чтобы уединиться в укромном уголке. Воздух накалился. Он почувствовал слабость. Вся эта духота в вагоне, эти мерцающие верхние лампы, яркие рекламные объявления, туманные образы в окне, постоянный треск и вой поезда, близость плоти других людей – он не мог этого вынести. Не мог! Женщина какой-то миг смотрела Найквисту прямо в глаза, но отвела взгляд, как бы стыдясь того, что увидела в его лице.
Это было сумасшествие. Ему нужно сохранять спокойствие! Он поднял руку и схватился за свободную петлю. Тело раскачивалось в ритме движения поезда.
Найквист снова закрыл глаза. И вдруг разнообразные звуки вагона растаяли, и остался только один. Тик-так, тик-так, тик-так. Это был звук его собственных наручных часов, а также часов стоящего рядом с ним мужчины. Тиканье становилось громче. Тик-так, тик-так, тик-так, тик-так, тик-так, тик-так. К ним присоединялись другие крошечные механизмы, и вскоре он услышал звук тиканья всех наручных часов в этом длинном вагоне. Все вместе они издавали звук часов-гигантов, похоронный бой. Бом, бом. Но они звучали не для него, не для Найквиста. Для Элеанор. Ее выбрала смерть. И он внезапно вернулся в ту ужасную комнату в старом доме, в переулке Энджелкрофт. Кинкейд снова умер.
Образ убийцы в тумане…
Найквист с трудом открыл глаза. Тикающий звук остался, хотя никто, похоже, не замечал этого. Он становился громче, настойчивее, звеня в ушах. Беспорядочное мерцание, вспышки света. Этот звук воздействовал на его чувства подобно рою озлобленных насекомых. Рядом стоящие люди смотрели на него, как на какое-то животное – грязное, неопрятное, скверно пахнущее, туповатое, неподходящим образом одетое. Ничего подобного. Не вовремя. Нет. Он опоздал, опоздал, всегда опаздывал. Или еще рано, слишком рано? Нет времени. Совсем! Молодая женщина, стоящая слева, отпрянула от него, насколько это было возможно в забитом проходе. Раздавались громкие голоса, его толкали чьи-то руки. Часы, часы: поворот, тиканье, стрелки, поворот, куранты, поворот, жужжание, измерение, предупреждение, напоминание, тревога. Найквист оказался рядом с окном. Чтобы освободить для него это место, люди еще теснее прижались друг к другу. Дети смотрели на него с легким испугом. Сумасшедший, псих. О, гляньте-ка на него. Смотрите!
Тик-так, тик-так, тик-так, тик-так, тик-так, тик-так, тик-так…
Найквист приложил руки к ушам и сильно прижал их. Бесполезно. Звук никуда не исчез. По лицу струился пот, руки были влажными. Ему нужно было шуметь, просто издать более громкий звук, чем это тиканье, так как ничто другое не заставит его исчезнуть. Ему придется заорать. Но как только он закричал, сам поезд издал ужасающий скрежет. Два звука слились. Вагон тряхнуло немного сильнее, чем обычно, а затем еще раз – чуть легче. Скрежет не стихал. Люди забыли о Найквисте. Они были взволнованы, в их голосах звучал страх.
– Что это? Что происходит?
– Мы останавливаемся.
– Нет!
– Я чувствую это. Ты разве не чувствуешь?
– Нет. Этого не может быть. Не может!
В голосах звучала паника. Поезд определенно притормаживал, стук колес становился тише. И вдруг медленно-медленно остановился.
Лампы под потолком замерцали.
Никто не двигался.
Взгляд Найквиста метнулся к окну напротив, где к стеклу прилипали сгустки тумана. Кто-то начал молиться. Мальчик выглядел испуганным, капризное выражение бесследно исчезло с его лица. Мать прижала ребенка к себе.
