– Теперь вы знаете правильное время, – продолжил ведущий. – Мы любезно предоставили вам Простое время – любимое временно-болеутоляющее лекарство города. Простое время – единственное время.
Зазвучали первые ноты «Лунной сонаты» Бетховена. Музыка всколыхнула что-то внутри Найквиста, она, похоже, несла в себе бо́льшую силу, чем кажется. И вдруг он узнал мелодию, которую постоянно слышал в детстве, мелодию, звучавшую из маленькой музыкальной шкатулки, когда он поднимал крышку. Он подумал о могиле Доминика Кинкейда, о крошечных предметах, оставленных там матерью Элеанор.
«К Элизе». Для Элизы…
Он попытался вспомнить, кем была Элиза, которой Бетховен посвятил музыку, – женщиной или маленькой девочкой. Он был уверен, что когда-то читал об этом, но с годами информация исчезает.
Он взглянул на часы приборной панели, а затем на наручные часы.
Больше всего Найквист хотел бы перевести их на новое время, переданное по радио. Его пальцы дрогнули. Но нет. Нет. Он будет контролировать себя, он будет бороться с этим. Он должен был придерживаться одной шкалы как можно дольше – той, что выставлена на наручных часах. Это было его обещание самому себе. Музыка звучала в таком расслабляющем, сказочном ритме, что руки пианиста, казалось, едва отрывались от клавиш.
Найквист снова завел машину и посмотрел вперед, куда его манила Темноглазая Венера. Он хотел отправиться прямо в дом Бэйла, но вместо этого богиня ночного неба незаметно показала ему совсем другой путь.
Она указывала дорогу домой.
Звонок будильника
Как и у многих, у Найквиста было два места, где он мог переночевать – одно на дневной стороне и одно в темноте. Его квартира в Ночном районе была расположена в квартале Вуаль вдовы – месте с низкой арендной платой, находившемся к востоку от Центральной тьмы. Гостиная, крошечная спальня, совсем уж лилипутская кухня, ванная комната размером со шкаф. Возвращаясь сюда после Дневного района, он всегда чувствовал, будто посещает небольшой внесезонный пансионат. Одиночество здесь можно было вдохнуть полной грудью. Кроме того, он неизменно покидал квартирку в каком-то беспорядке, внезапно выдвигаясь на работу или, скорее, испытывая насущную потребность в дневном свете и жаре.
Едва ступив на аллею, ведущую к входной двери, он понял, что что-то не так. Замок был сломан, дверь полуоткрыта. Вытащив пистолет из кобуры, он проверил патронник и настежь открыл дверь.
Тихо двигаясь по коридору, Найквист поочередно проверил каждую комнату.
Никого.
Но гостиная и спальня были разгромлены – мебель перевернута, ящики выдвинуты, повсюду разбросаны бумаги и книги.
Он еще раз проверил каждую комнату.
В квартире никого не было. Восстановив дыхание, Найквист положил пистолет на журнальный столик, включил очень тусклую лампу и начал искать алкоголь. Он подобрал грязный стакан и почти пустую бутылку виски. Налив себе выпить, он попытался расслабиться. Вокруг лежали обломки. Конечно, это могли быть грабители. Но что они хотели украсть? Нет, первой мыслью Найквиста было, что они искали Элеанор Бэйл или если не ее саму, то адрес, место, подсказку, указывающую на ее местонахождение.
Если так, то это работа людей-теней. За последние несколько дней и ночей он нажил себе парочку новых врагов.
Взгляд Найквиста упал на маленькие каретные часы, стоявшие на книжном шкафу, согласно которым до полуночи оставалось девять минут. Он подошел и повернул часы циферблатом к стене. Затем двинулся к входной двери и подпер ее комодом. Это нужно было сделать, пока он не сможет установить новый замок. Он чувствовал себя достаточно защищенным. В ванной он долго смотрел на себя в зеркало над раковиной. Под потолком висела одна-единственная низкоэнергетическая лампочка – большего Найквист не мог себе позволить. Тем не менее отражение, которое он увидел, было довольно шокирующим. Он выглядел ужасно, словно потерянный дух, изо всех сил цепляющийся за плоть.
– Посмотри на себя, – сказал он отражению. – Кто ты? Что ты делаешь?
Это было странно, но он иногда говорил с собой только здесь, в Ночном районе, и никогда в Дневном. И только в этой комнате. Только здесь его глаза фокусировались на себе с достаточной долей отваги, чтобы увидеть худшее. Тени внутри, казалось, скоро выплеснутся наружу.
Его посетила бессвязная мысль, и он в ужасе схватился за края раковины. Но появившись однажды, она уже не исчезнет. Найквист чувствовал себя ослабленным, но его охватывало любопытство. И что-то еще. Нежелание сдаваться?
Вернувшись в гостиную, он опустошил сумку Элеанор, взял один из двух флаконов киа и откупорил крышку. Странно, повеяло ароматом цветов. Он попытался вспомнить, что узнал о наркотике в клубе «Полуденное подземелье»; та девочка-подросток, Сэди, говорила о возможности увидеть все, что скрывается в каждой секунде, или что-то в этом роде. Она сказала, что ее подруга, Дейзи, «взлетает в небеса», и дилер Сумак также упоминал, что препарат открывает какое-то новое видение или даже предчувствие. Найквист вспомнил, как потемнели глаза Сэди, когда она говорила о своей собственной неспособности испытать это удовольствие.
Поднеся флакон к лицу, Найквист поводил им туда-сюда под носом и поднял немного выше. Аромат был сладким и почти невыносимо приторным. Он услышал слова и далекий крик, доносящийся из тени гостиничного номера…
Он сразу же отбросил флакон, пролив содержимое, и испытал дурноту, хотя принял совсем немного. Черт возьми! Ему нужно держаться уверенно, трезво, целеустремленно. Вернувшись в ванную, Найквист умылся и вновь уставился на свое отражение. Он был уверен, что губы уже приобретают оранжевый оттенок. Он продолжал отмывать их, но это не возымело никакого эффекта. Цвет остался. Он несколько раз сильно выдохнул, как будто мог как-то выгнать химикаты из своего организма. Его накрыло волной усталости, настолько мощной, что он едва смог удержаться в вертикальном положении. Направившись в спальню и сев на скомканные простыни, Найквист попытался отбросить все мысли. Небольшой отдых вылечит его. Он проснется бодрым, примет душ, побреется и наденет самый лучший костюм. Может быть, даже повяжет один из хороших галстуков, сине-желтый. Да, так и будет. Цвета дневного света против темноты ночи. А потом он отправится в усадьбу Бэйла. Отлично. Будильник у кровати показывал без десяти час. Отбросив желание изменить время, он смахнул будильник в верхний ящик прикроватной тумбочки. Ящики были выдвинуты незваными гостями: в вещах явно рылись. Наверху лежала фотография. Это была фотография его самого и родителей, сделанная, когда Найквист был маленьким мальчиком пяти лет. Всего за несколько лет до смерти матери. Он нашел еще несколько снимков, на одном из которых увидел лицо своей матери, запечатленное крупным планом. Ей тогда было, предположительно, лет тридцать. Это лицо, глаза. Не просто застенчивость заставила ее отвести взгляд от камеры, скорее, где-то рядом существовал другой мир, на который она хотела посмотреть – одно из ее собственных желаний. Найквист перевернул фотографию и увидел на обороте надпись: Дарла в 1934 году. Это был почерк отца: Дорогая Дарла, так он ее называл. Но указанный год заставил Найквиста задуматься. 1934-й? Что это значит? Как он мог измерить время с того момента? Проходящие годы открылись, как бездна.
