– А как насчет тех, кто пострадал от всего этого? – спросил Найквист. – Например, та женщина, о которой я читал в газете. Более семидесяти разных временных шкал, влияющих на ее психику.
– И каждый из них тестировался индивидуально. Что мы можем сделать…
– Бедная женщина порезала запястья.
Бэйл слегка вздрогнул.
– Да.
Найквист продолжил:
– Я слышал, что в парламенте все чаще задают вопросы. Что вы будете делать? Откупитесь от них?
– Это не имеет к вам никакого отношения. Абсолютно никакого!
– Я считаю, что Элеанор связана с вашей борьбой.
– Моей борьбой?
– Вашей битвой. Против времени. И я думаю, что смерть Доминика Кинкейда связана со всем этим. Просто пока еще не знаю как.
Бэйл судорожно вздрогнул, словно испытывая физическую боль.
Найквист постарался смягчить тон:
– Вы должны мне верить, Элеанор преследуют. Мне просто нужно выяснить, почему это происходит и кто ее ищет. И тогда я… и тогда мы сможем убедиться, что она в безопасности.
Этот подход не возымел положительного эффекта. Вместо этого глаза Бэйла наполнились холодным гневом.
– Я в последний раз прошу оставить мою семью в покое. Оставьте мою дочь в покое.
Помолчав несколько секунд, Найквист сказал:
– Но ведь Элеанор не ваша дочь, верно?
Бэйл одним глотком осушил стакан. На мгновение Найквист даже подумал, что он лопнет в руке мужчины. Но Бэйл несколько раз вдохнул, а затем улыбнулся. Это выглядело так, словно глыба льда раскололась на две части.
– Вы правы. Вы правы, Найквист. Она не моя дочь.
Найквист был удивлен внезапным признанием, но воспротивился желанию продолжить расспросы. Вместо этого он смотрел, как Бэйл поставил стакан на стол и подошел к одной из картин. Комната была настолько тускло освещена, что его фигура, казалось, сливалась с сюрреалистическим пейзажем.
– Это было нелегкое дело, – начал он. – Это все. Я не знаю подробностей. Не хочу знать. Какой-то художник. Мою жену всегда привлекали такие чувствительные типы. Конечно, он был намного моложе ее.
– И это был Доминик Кинкейд?
Бэйл отвернулся от картины.
– Да. – Его лицо при этом не выражало ничего – ни боли, ни потери.
Найквист не собирался отступать.
– Значит, ваша жена начала встречаться с этим парнем, а потом забеременела?
Кивок в ответ.
– И так появилась Элеанор?
Бэйл усмехнулся.
– Главное то, что я воспитывал ее как свою. Как моего собственного ребенка. Сколько мужчин поступили бы так? Да, я дал Элеанор все, чего она могла бы хотеть от жизни. Конечно, я имею в виду чисто материальную составляющую. Что бы она ни требовала, ну, я не знаю… Я не могу судить о своей способности любить. А кто-нибудь другой может?
– Наверное, нет.
Двое мужчин молчали, и, казалось, в комнате звучало эхо этой тишины. На застывших пейзажах мерцали проблески других миров, будто проникшие через залитые лунным светом двери. Тонкие осветительные приборы гудели с тщательно контролируемой мощностью. Впервые Найквист почувствовал связь с другим человеком. Он спросил:
– Что случилось?
– Простите? – пробормотал Бэйл, словно спросонья.
– Что заставило Элеанор уйти из дома?
– Она узнала о Кинкейде.
– Вы ей никогда о нем не говорили?
Он покачал головой.
– Все это время она воспринимала меня как своего отца. Как и я считал ее своей дочерью. – Бэйл выглядел огорченным. – Конечно, она была расстроена, когда узнала. Ну, вы можете себе представить.
Найквист сделал паузу, прежде чем задать трудный вопрос.
– А как насчет другого вашего ребенка?
– Моего кого? У меня нет другого ребенка.
Найквист предпринял еще одну попытку.
– В самом деле? Я думал, ее зовут Элиза?
Лицо Бэйла было скрыто в тени. Он довольно спокойно сказал:
– В моей семье лишь один ребенок. Ее зовут Элеанор.
– Ваша жена сказала что-то о дочери, которая умерла. Скончалась…
– Элиза? Что-то знакомое. Ах, да. Имя, которое мы сначала выбрали для Элеанор, прежде чем она родилась. Позже мы передумали.
– Понятно, – сказал Найквист. – Похоже, это все объясняет.
– Больной ум женщины играет злые шутки. – Бэйл шагнул вперед, на свет. – Я уверен, что вы уже поняли, Найквист, что наша семья пережила большую боль в свое время и значительная ее часть была вызвана моей собственной проблемой.
– Какой?
– Я бесплоден, – без колебаний ответил Бэйл.
Найквист был ошеломлен. Он все еще пытался подобрать слова для ответа, когда Бэйл продолжил:
– Моя дорогая жена вряд ли могла спокойно вынести такое известие. Возможно, это и загнало ее в объятия другого мужчины, кто знает? И кто скажет, каких демонов могло породить все это?
– В чьей голове?
Бэйл оставил вопрос без ответа, на мгновение закрыв глаза.
– Вот. Теперь вы знаете. Я неполноценный мужчина. Вы удовлетворены такой информацией?
Найквист кивнул.
– Мне было любопытно. Такая уж у меня работа.
– Полагаю, что да.
– Где Элеанор?
– Моя дочь… и я не извиняюсь за это слово, моя дочь была глубоко обеспокоена событиями последних нескольких недель или около того. Но будьте уверены, за ней есть кому присмотреть.
– У меня осталось несколько ее вещей.
– Отдайте их мне.
– Я не могу этого сделать. Я должен ее увидеть.
В голос Бэйла вернулась сталь.
– Ни в коем случае.
Но такая решимость длилась лишь миг, тут же сменившись печалью. Подойдя к Найквисту, Бэйл протянул руку и сказал:
– Не знаю, что еще я могу сделать. Я очень люблю свою жену, но… вы видели, какая она. Действительно, Элеанор – это все, что у меня сейчас есть.
– Да, я понимаю.
– Я делаю все возможное, Найквист. Но знаете, некому разделить со мной мою ношу. – Он покачал головой. – Я один.
В это время напольные часы, стоявшие напротив дальней стены, начали бить: один раз, второй, в третий раз. Чересчур громкие удары, казалось, совсем не соответствовали этой комнате. Тем не менее резкий звук убаюкивал Бэйла, его глаза подернулись сонной дымкой. Он сказал:
– Когда все сказано и сделано, мы все хотим лишь одного. Убежать от времени и просто жить. Жить вечно. На таких мечтах и делается состояние, включая мое собственное. – Он слегка поклонился, словно исполняя нечто вроде прощального ритуала. – А теперь я должен посмотреть, все ли в порядке у Кэтрин. До свидания, мистер Найквист. Надеюсь, что наши пути не пересекутся снова. Вы, надеюсь, примете это как должное.
