И это означало, что Элеанор Кинкейд должна умереть.
Она забрала слишком много энергии своей сестры в утробе матери.
Элеанор считали паразитом. Все очень просто.
Найквист проклинал свою роль во всем этом. Он выкрал девушку из института «Эон», вернув ее на путь, который вел к ее смерти. И теперь ждал ее в этой комнате подобно узнику, которым когда-то была Элиза. Он ждал, пока часы снова начнут тикать, чтобы начать отсчет последних двух минут до семи минут восьмого.
Что тогда произойдет?
Неужели он все это время был предназначен для убийства Элеанор? Возможно, Аиша своим могуществом привела его сюда с помощью наркотика, заклинаний и чар.
Это имело смысл. Ужасный, леденящий кровь смысл.
Но все же он не был уверен…
Он поклялся никогда не причинять вреда девушке, никогда не прикасаться к ней, чтобы позволить ей жить дальше. Он плюнет будущему в лицо, разобьет его пополам.
Свет неоновой вывески отбрасывал на стену тень. Найквист начал метаться по комнате, как животное в клетке, измученное ее решетками. Зеркало ловило его отражение, но он не смотрел на себя. Ладони, покрытые потом и засохшей кровью, чесались. Его разум мчался впереди тела в поисках ответов. Их не было. По нему, как болезнь, расползались только скверные чувства. Все зависело от скрытых событий – он понимал это. Тех нескольких минут, украденных в комнате на краю сумерек, когда был убит Доминик Кинкейд. И когда он подумал об этом, его разум почти очистился от тумана, и он снова увидел себя в этой комнате смерти, приближающимся к кровати, где кричал Кинкейд…
Он кричал!
До сих пор это был неизвестный факт, потерянное воспоминание. В конце Кинкейд закричал: но ведь жертва-самоубийца не сделала бы этого? Разве они не добровольно принимают свою судьбу? Так это значит… значит, что Кинкейд не перерезал себе горло. Он был убит. Но в чьей руке был нож? Найквиста или девушки? Он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться на воспоминаниях, но туман укутывал сцену так же, как опускающийся занавес в конце пьесы.
Найквист прилег на кровать и отдыхал. Перед глазами порхали хлопья оранжевой пыли – сильнодействующие семена растения киа. Найквист устал, у него не осталось энергии, но он не мог уснуть. Пока. Пока дело не будет сделано, пока события не подойдут к концу. В голове крутились различные подробности и нюансы, и в это время семена оседали на кожу, вызывая покалывание. Его глаза закрылись, и вот он снова шел по полю сумеречных цветов под электрической фиолетовой луной. Впереди, между качающихся стеблей и лепестков, виднелся какой-то едва различимый темный предмет.
Это был надгробный камень.
Все поле светилось жутким светом. Найквист раздвинул стебли, чтобы прочитать надпись на камне. Свежевырезанные, четко различимые буквы. Не было никаких дат рождения и смерти, только эти слова:
Здесь покоится Элеанор Бэйл,
Убитая в юности
Руками неизвестного
Негодяя.
Кончиками пальцев он провел по имени девушки. Перед камнем был отчетливо виден могильный холм, но цветы на нем пока не расцвели. Найквист опустился на колени и, зарывшись руками в землю, достал один за другим несколько предметов: открытку с изображением пляжа, теневую куклу, бумажку с номером телефона, страницу, вырванную из каталога, два флакона с оранжевой жидкостью и фотографию молодого мужчины. Перевернув фотографию, он увидел на обороте слова «Энджелкрофт» и «Силуэт». Найквист не понимал, что это за загадочные объекты, смутно вспоминая, что раньше где-то их видел или слышал о них от друга, или читал о них в романе, который как-то кто-то ему одолжил – книга, которая была сейчас потеряна, поскольку все вещи в конечном итоге теряются. Его тело вздрогнуло от холода, когда облака прошли над луной. Туман окутывал камень, частично скрывая имя девушки. Найквист испугался. Что он сделал? Что он сделал не так?
Он проснулся лежащим на кровати отеля. Во рту пересохло, а в глазах мелькали странные цвета.
Что-то изменилось. Сначала он не мог понять что именно, но теперь в комнате стало темно, свет был выключен. Это сделал он? Занавески были задернуты. Это он все это сделал? Никак не вспомнить. Найквист лежал неподвижно, прислушиваясь.
Он вдруг понял, что в комнате есть кто-то еще.
Слегка повернув голову, он увидел в углу, в самой темной части комнаты, сидящего в кресле человека. Он не мог различить глаз человека или его лица, но чувствовал, что за ним пристально наблюдают.
Часы на стене начали тикать.
Урок из тени
Найквисту казалось, что он все еще спит. Он попытался подняться с кровати, но понял, что не в силах пошевелиться. Руки и ноги словно засыпали землей, голова лихорадочно моталась из стороны в сторону.
В комнате раздавалось замедленное тиканье настенных часов, звук которого, казалось, длился целую вечность.
Человек в кресле неподвижно сидел, окутанный молчанием.
Найквист прищурился, пытаясь узнать неожиданного посетителя. Зрение еще не приспособилось к темноте, и силуэт казался размытым.
– Элеанор? Это ты?
Ответа не было.
– Элеанор?
– Да. Это я, – наконец прошептала фигура.
– О, хвала Аполлону. Я боялся, что ты…
Он смолк. Девушка выглядела как-то по-другому, он не мог понять, что с ней не так. Он снова попытался пошевелиться, но тщетно. Тело словно кто-то заколдовал, увеличив его вес по крайней мере вдвое.
– Скажи, пожалуйста, как тебя зовут? – тихо спросила Элеанор.
– Что?
– Как тебя зовут?
– Джон. Джон Найквист.
– Джон?
– Да. Найквист. Частный детектив.
Ему удалось поднять руки, и, протирая глаза, он почувствовал, что в уголках собрались песчинки.
Элеанор, должно быть, растерялась, подумал он. Это место, эта комната и сами сумерки, различные луны, туман и несколько оставшихся неоновых звезд – все, чем управляла Аиша, сбивало с толку.
– Я чувствую себя странно, Джон. Правда, я не могу…
– Что? Что случилось?
– Я не могу нормально дышать.
– Элеанор?
Он должен вытащить ее отсюда – назад, к дневному свету. И с этой мыслью ему удалось обрести контроль над своим телом и сесть на кровати. Он попытался встать, но ноги не держали, и он чуть не упал. Чары тяжести не исчезали. Элеанор медленно размахивала руками, и его биологические часы замедлялись в ритме этих движений.
Лицо девушки снова оказалось в тени.
Найквист едва мог ее разглядеть. Он видел, что она одета в ту же голубую тунику, что и в институте «Эон», и слышал ее тяжелые, судорожные вздохи. Слишком личные звуки, от которых у него во рту пересохло. Если бы он мог мыслить четко.
