– Еще пару дней, – уговаривала Елизавета.
Николай твердо стоял на своем.
– Завтра, – сказал он. Или что у них тут, в этой проклятой дыре, считается за «завтра».
Ему еще никогда так сильно не хотелось выспаться, отключиться от мыслей о предстоящем испытании. Монстр ждет. Чудовище знает, что завтра они встретятся лицом к лицу, и к этой встрече оно готово. Ожидание пугало Николая больше, чем тот факт, что через несколько часов он проткнет собственную грудь острым шипом. Сейчас бы бокал вина. Нет, не бокал; лучше сразу целую бутылку. Однако в Каньоне не было вина, не было еды. Николай постоянно был голоден, но пустой желудок не урчал; Ланцов постоянно испытывал жажду, но во рту не пересыхало.
Он смотрел на Зою, а Зоя – на пляшущее пламя в камине. Она сжала пальцы, и вверх взлетел сноп искр. Невероятно, сколь многому ее научил Юрис за такое короткое время. На Зое была та же одежда, что и в день их исчезновения, хотя плащ из грубой шерсти она давно выбросила. Николай был благодарен ей за этот хорошо знакомый темно-синий цвет кафтана.
Она сидела, подтянув колено к подбородку и положив на него щеку. Николай вдруг сообразил, что впервые видит Зою такой расслабленной. При дворе коммандер Назяленская двигалась с кошачьей грацией, а взгляд ее неизменно был суровым и беспощадным, как лезвие ножа. Сейчас Николай понимал, что эта грация и суровость – навыки актрисы на сцене. Зоя всегда начеку, всегда играет роль. Даже с ним.
Николай издал короткий смешок. Зоя подняла глаза.
– Что?
Он покачал головой.
– Кажется, я ревную.
– К кому?
– К дракону.
– Юрису лучше этого не слышать. Он и так много о себе думает.
– И не без оснований. Он летает, дышит огнем и наверняка припрятал где-нибудь гору золота.
– Это клише, причем обидное. Вместо золота вполне может быть гора самоцветов.
– А главное, благодаря ему ты выглядишь такой.
– Какой «такой»?
– Спокойной.
Зоя выпрямила спину; невидимая броня полностью вернулась. Николай тут же пожалел о своих словах.
Помолчав, она спросила:
– Как думаешь, что будет после того, как мы отсюда выберемся?
– Надеюсь хотя бы не увидеть пепелища.
Зоя вздохнула.
– Давид и Кювей слишком долго находятся без присмотра. Вполне могли уже полстолицы взорвать.
– Прискорбно, но это так, – согласился Николай и поскреб затылок. Красное вино. Белое вино. А еще вишневая настойка, которую он пробовал в «Клубе Воронов». Сейчас он что угодно отдал бы за возможность расслабиться, забыться сном на всю ночь. Даже снотворное Жени здесь не работало, от него лишь появлялась заторможенность. – Не знаю, к чему мы вернемся. Не знаю даже, кем завтра стану.
– Тем, кем всегда был и будешь. Королем Равки.
Возможно. А возможно, приводить Равку в порядок придется тебе.
Николай достал из кармана сложенный лист бумаги и положил под руку Зое. Та взяла его, покрутила в руках и нахмурилась, увидев восковую печать с оттиском королевского перстня.
– Что это?
– Не волнуйся, не любовное письмо. – Зоя перевела взор на огонь. Неужели одно упоминание любви для Зои настолько болезненно? – Это королевский указ, согласно которому ты объявляешься регентом Равки и главнокомандующим Первой и Второй армий.
Зоя вперила в Николая хмурый взгляд.
– Совсем ума лишился?
– Я пытаюсь вести себя ответственно. У меня, между прочим, от этого несварение желудка.
Зоя швырнула документ на пол, как будто он обжег ей пальцы.
– То есть завтра ты не надеешься остаться в живых.
– Надежды Равки не должны зависеть от моей жизни и смерти.
– И поэтому ты заранее перекладываешь их на меня?
– Зоя, ты – одна из самых могущественных гришей на свете. Если кто и способен защитить страну, то это ты.
– А если я откажусь?
– Нам обоим известно, что не откажешься. Кстати, я говорил, что к назначению прилагаются поистине великолепные сапфиры? – Николай положил руки на колени. – Если близнецы и Триумвират не сумели скрыть наше исчезновение, Равка, возможно, уже погрузилась в хаос. Мы с тобой понимаем, что я могу не пройти обряд, и кому-то так или иначе придется восстанавливать порядок. К трону будут тянуть руки все, в ком, по их словам, есть хоть капля крови Ланцовых, и наши враги, безусловно, воспользуются шансом расколоть страну. Выберут, кого поддержать, – самого хитрого, смазливого или…
– Самого удобоуправляемого?
– Видишь? Ты просто создана для этой должности. Объедини гришей, постарайся сберечь нацию.
Зоя смотрела на огонь. В ее взгляде сквозила тревога.
– Как ты можешь так легко рассуждать о собственной смерти?
– Лучше уж четко представлять себе картину, чем оказаться застигнутым врасплох. – Николай широко улыбнулся. – Только не ври, что тебе будет меня не хватать.
Зоя снова отвела глаза.
– Полагаю, без тебя мир станет более скучным. Я бы не стала тонуть в смоле ради абы кого.
– Тронут, – сказал Николай. Зоины слова действительно его растрогали – считай, это самый большой комплимент, которым она его когда-либо удостаивала.
Зоя взялась за тонкую цепочку, которую носила под воротником кафтана, сняла ее через голову, поболтала на пальце. Ключ от оков Николая.
– С завтрашнего дня он больше нам не понадобится.
Николай взял ключ, ощутил в ладони его тяжесть. От соприкосновения с кожей металл нагрелся. Привычный ритуал заковывания-расковывания прекратился, но от этого Николай не страдал, но жалел о том, что исчез повод общаться с Зоей по утрам и вечерам. Теперь, наверное, такого повода и вовсе не представится.
Николай заколебался, опасаясь сбить благожелательный настрой Зои.
– Твой усилитель… – Рука девушки дрогнула. Николай видел, чего ей стоило сдержаться и не дотронуться до запястья. – Расскажешь, как его получила?
– Какая разница?
– Не знаю. – Он просто хотел услышать эту историю. Хотел сидеть и слушать Зою. Несмотря на долгое время, проведенное вместе, она по-прежнему оставалась для Николая Ланцова загадкой. Может быть, ему выпала последняя возможность ее разгадать.
Зоя расправила складки шелкового кафтана. Наверное, так и будет сидеть, не говоря ни слова, пока у него не иссякнет терпение. Зоя вполне на такое способна. Наконец она заговорила.
– Мне было тринадцать, в Малом дворце я провела уже почти пять лет. Дарклинг повез группу гришей в Цибею. Ходили слухи, что в Ильмиск вернулись белые тигры, и Дарклинг считал, что по крайней мере один из них является усилителем.