Нет. Николай не должен этого позволить. Он открыл дверь, настало время пройти через нее. Монстр пока не стал Дарклингом, еще нет. Пока что он – нечто бездыханное, нечто, рвущееся к жизни, тень со своими желаниями и аппетитами, тень, с которой Николай прожил три года.
Почему ты скрываешь демона? Потому что это злобное, жестокое, полное звериного бешенства существо. И, нравится это Николаю или нет, все эти качества – по-прежнему часть его собственной натуры. Подобное притягивает подобное. Раньше он сражался с демоном, а теперь будет его кормить.
Николай закрыл глаза и послушно сделал то, что велел ему темный голос. Перестал быть идеальным принцем, достойным королем. Потянулся навстречу всему болезненному и постыдному в глубинах своей души, – тому, что раньше прятал. В это мгновение он уже не был добрым, милосердным или справедливым. Он стал монстром. Покинул свое бренное тело.
Открыв глаза, Николай обнаружил, что смотрит на Юрия под другим углом и различает все до мелочей – пятна копоти на очках, жесткие волоски в тощей бороденке. Крылья за спиной захлопали, сердце монстра забилось чаще. Он дико зарычал и бросился на монаха.
31
Нина
Время нужно было рассчитать с точностью до секунды. Мать-хранительница и монахини вернутся с завода после полуночи. Нина не хотела рисковать, столкнувшись с ними на полпути, но им должно хватить времени, чтобы вывести девушек, заложить взрывчатку и пройти через кордон на дороге, ведущей в город. Если стражники на кордоне получат известие, что на заводе что-то случилось, они начнут проверять все проезжающие повозки, и тогда им будет не спрятаться.
За два часа до рассвета Ханна перетянула грудь, надела украденную солдатскую форму, поверх нее – сарафан послушницы, а на голову повязала платок.
Вдвоем с Ниной они прошмыгнули через кухню к заброшенной кожевенной мастерской, где ожидавшие их Адрик и Леони спрятали крытый фургон, который им удалось раздобыть. Девушки помогли Адрику надеть военную форму, набили пустой рукав ватой, манжет сунули в карман и зашили, маскируя отсутствующую руку. Ханна сняла сарафан, затолкала его подальше в угол и заняла место возницы рядом с Адриком. Нина и Леони, одетые монахинями, уселись сзади.
Они молча ехали в темноте. Нина зарядила рукава костяными дротиками и сейчас мысленно потянулась к ним, желая ощутить уверенность. Она понимала, чем рискуют люди, к которым она обратилась за помощью, понимала, насколько велика опасность, которой все они подвергаются из-за нее.
Повозка остановилась перед постом охраны у подножия холма. Нина выглянула в щелочку, увидела, как Ханна сует под нос охранникам приказ с подделанной печатью Брума, и затаила дыхание. Мигом позже она услышала сухой щелчок поводьев, и повозка вновь тронулась.
Дорога к восточным воротам была прямой, но каменистой. Лошади медленно взбирались вверх по склону, и сердце Нины стучало в такт их копытам. Все, возврата нет. Она обманула не только Ханну, но и Адрика с Леони – солгала об истинной цели своего плана. Мысль посетила ее во время ужина с Ярлом Брумом. Возможно, это чистое безумие. Возможно, их ждет оглушительный провал, однако Нине уже не впервые приходило в голову, что до сих пор в попытках починить Фьерду они использовали не тот инструмент.
Наконец лошади замедлили ход, послышались голоса стражников. Повозка снова остановилась: они прибыли к восточным воротам. Голоса в голове Нины сделались громче, призывая к действию. Нина, – прошелестел хор. Она поежилась. Мертвым известно ее имя.
Справедливости, требовали они. Нина вспомнила рассыпанные на вершине могилы, всех женщин, девушек и детей, навечно оставшихся на холме. Вы будете последними, поклялась она.
Матиас однажды попросил ее проявить милосердие к его стране, и Нина дала ему такое обещание, но девушки в той палате – фьерданки, жительницы Гефвалле, Гжелы и Кеджерута. Их соотечественникам должно об этом напомнить.
Солдаты изучали приказ, тянули время.
– Скажи, чтобы поторапливались, – шепнул Ханне Адрик.
– Sedjet! – рявкнула Ханна. Живее! – Она специально разговаривала низким голосом, и на долю секунды в нем послышались леденящие душу интонации отца.
– Что за спешка? – осведомился один из стражников. – С чего это понадобилось перевозить пленниц именно сейчас?
– Работа, которая ведется здесь по приказу коммандера Брума, – секретная. Прошел слух, что местные власти намерены приехать на завод с инспекцией из-за жалоб на отравленную воду в реке. Лишние проблемы нам ни к чему.
– Бюрократы, – пробурчал стражник. – Выпрашивают очередную взятку.
Очередную взятку? То есть местным чиновникам платят, чтобы они закрывали глаза на загрязнение реки – или на пленниц в заброшенном крыле?
Через несколько мгновений ворота заскрипели, одна створка медленно открылась.
– Оставьте так, – скомандовала Ханна. – Мы спешим.
– Погодите, – сказал солдат. Он распахнул задние дверцы фургона и всмотрелся в лица Нины и Леони, переодетых сестрами-хранительницами. – А эти двое что тут делают?
– Во имя Джеля, ты думаешь, я сам буду возиться с кучкой хнычущих баб и обгаженных младенцев? – огрызнулась Ханна. – Может, поедешь с нами и возьмешься подтирать им задницы?
Святые, она говорит точь-в-точь как папаша!
Стражник в ужасе отшатнулся.
– Нет уж, увольте.
Он захлопнул дверцы, и повозка проехала через ворота на территорию, которая прежде служила восточной загрузочной платформой.
– Идемте, – Адрик повел их к высоким двойным дверям. – Дорога заняла больше времени, чем мы думали.
Леони облила замки кислотой, они с шипением и лязгом упали на землю. Нина осторожно распахнула двери. Все четверо вошли в сумрак и двинулись по коридору на тусклый свет лампы. Нина чувствовала вонь немытых тел, кислого молока, грязных подгузников, застарелые фабричные запахи машинного масла и угля.
Дортуар полнился сонными вздохами, тоненьким храпом, сопением. Одна из женщин, поворачиваясь на другой бок, застонала. Девушка в тонкой сорочке, лежавшая на освещенной лампой койке, не спала. Пустой взгляд был обращен в потолок, костлявые руки обнимали живот, точно гигантскую жемчужину. Стоило девушке увидеть Леони и Нину, как ее лицо озарилось счастливой, полной надежды улыбкой.
– Вы сегодня рано! – воскликнула она. – Принесли мне дозу?
– А мне? – спросила соседка, откидывая простыню.
– Святые, – пробормотал Адрик, когда вдоль рядов начали зажигаться лампы и взору предстал царивший в палате ужас.
Он буквально позеленел. В глазах Леони заблестели слезы. Зажав рот ладонью, Ханна ошеломленно мотала головой.
– Ханна? – тихо спросила Нина.
– Нет, – она тряхнула головой сильнее. – Нет. Он не мог. Не мог такое сотворить. Он, наверное, просто не знал…
