– Ищите тот, у которого самые высокие башни, – прибавила Ханна. – Самые островерхие в городе.
– Это ваша лошадь? – спросил солдат. – А где дамское седло?
– Наверное, потерялось во время пурги. – Нина порадовалась отсутствию обычного седла: не пришлось ничего объяснять. – Мы дойдем до Гефвалле пешком, а коня поведем за собой.
Как только сторожка скрылась из виду, девушки поехали верхом.
– Откуда ты знаешь про скад? – поинтересовалась Нина, осторожно обхватывая тонкую талию Ханны и соприкасаясь с ней бедрами.
Ханна оглянулась через плечо; на ее губах заиграла непривычно жестокая улыбка.
– Должен же быть хоть какой-то толк от моего религиозного образования.
Всадницы направились обратно к лагерю. Теперь, когда метель улеглась, они без труда различили впереди желтый флаг и палатку Адрика.
Он помахал девушкам рукой. Его радость от того, что Нина пережила бурю, была неподдельной. При этом Адрик устроил целое представление, якобы негодуя по поводу штанов Ханны.
– Я думала, земенцы не обращают на это внимания, – пробурчала Ханна.
– Жена у него – земенка, а он каэлец, и его беспокоит, что ты выехала одна, без сопровождения. Кстати, а как ты тут вчера оказалась?
Ханна подставила лицо солнцу и закрыла глаза.
– Захотела покататься. Перед сменой погоды – лучшее время для прогулок. В полях никого нет.
– А тебя не накажут за то, что провела ночь вне монастыря?
– Я вызвалась привезти воды. Мать-хранительница будет только рада, что ей не придется оправдываться перед моим отцом за гибель его единственной дочери в бурю.
– А твои подруги? Почему не поехали с тобой?
Ханна не сводила глаз с белого горизонта.
– Для них это игра. Детская забава с переодеванием, дерзкая выходка. А для меня это… – она пожала плечами.
Выживание. В Ханне было что-то от одиночки, отшельницы. Нина даже не пыталась делать вид, что понимает ее. Сама она любила компании, шум и суету людного места. Но каково это для молодой девушки – навсегда оказаться запертой в стенах монастыря, под постоянным надзором монахинь, и каждый день против воли исполнять благочестивое «женское предназначение» по канонам фьерданской религии? Тяжко представить. Тем не менее Ханна живет в монастыре, а значит, может рассказать о заводе. Пускай она еще только послушница, но наверняка знает, зачем хранительницы источника поднимаются на гору.
– Давай проедем вместе еще немного, – попросила Нина Ханну, усаживаясь в седло собственной лошади.
Судя по виду, Ханне сейчас хотелось стрелой умчаться прочь, однако Нина понимала, что девушка не решится обидеть ее отказом, ведь ей нужно, чтобы Нина ни в коем случае не проболталась.
– Ну же, – мягко настаивала Нина. – Надолго я тебя не задержу.
Они пустили коней шагом. Адрик двигался следом, волоча сани.
– Сколько тебе лет? – спросила Нина.
Ханна стиснула зубы. Ее профиль четко вырисовывался на фоне серебристого неба.
– Девятнадцать. И, да, я знаю, что для послушницы я старовата.
Значит, Нина не ошиблась: они почти ровесницы.
– Ты не готова принести обет… – Ханна коротко мотнула головой. – Но и домой вернуться не можешь. – Снова короткое отрицание. – И как же быть?
Ханна не отвечала, устремив взор на снежную пустыню. То ли просто не хотела разговаривать, то ли думала, что и так уже слишком много наговорила.
Нина искоса посмотрела на спутницу.
– В последний раз наслаждаешься свободой, верно?
– Это так заметно?
– Я вижу, как твой взгляд тянется к горизонту, как ты держишь поводья. – Помолчав, Нина прибавила: – Чтобы искусно притворяться, нужно самой верить в свой обман, хотя бы чуточку. Актерское мастерство начинается с тела. Хочешь кого-то в чем-то убедить, начинай с движений и жестов. Тело расскажет тысячу историй еще до того, как ты откроешь рот.
– И какие же истории рассказывает мое тело?
– Уверена, что хочешь знать? – Одно дело – видеть правду, и совсем другое – высказывать ее человеку.
– Уверена, – ответила Ханна, крепче стиснув поводья.
– Ты – сильная, но не хочешь, чтобы окружающие это поняли, поэтому стараешься выглядеть незаметной. Самой собой ты становишься только когда никто не видит. И в такие моменты… – Нина протянула руку и похлопала Ханну по бедру, – ты великолепна.
Ханна бросила на нее подозрительный взгляд.
– Я сама знаю, как выгляжу.
Знаешь ли? Нина охотно сказала бы Ханне, что, если бы та, прекрасная дева ростом в шесть футов с невероятной гривой волос цвета каштанов в клубничном сиропе и золотисто-медными глазами, горделивой поступью вошла в Ос Альту, тысяча равкианских придворных воспели бы хвалу ее красоте, причем Нина сделала бы это первой. Но не сказала, во избежание ненужных вопросов. Вместо этого пообещала:
– Я никому не расскажу, кто ты.
Взор Ханны сделался колючим.
– Почему это? Могла бы получить награду. За информацию о гришах дают меру серебра. С чего бы такая доброта?
Доброта здесь ни при чем, я просто пытаюсь завоевать твое доверие. Но приговорить тебя к смерти – ни за что и никогда.
– Потому, что ты могла бы проехать мимо, но остановилась и решила спасти мне жизнь, – сказала Нина и осторожно добавила: – И потому что я не верю, что сила гриша делает из тебя злодейку.
– Это грех, – прошипела Ханна, – грех и отрава. Если бы я могла избавиться от этого, я бы так и сделала!
– Понимаю, – кивнула Нина, хотя каждая ее клеточка протестовала против этих слов. – Но избавиться ты не можешь. То есть выбор такой: либо продолжать ненавидеть свою природу, тем самым увеличивая риск попасться, либо принять себя и научиться контролировать силу.
Или же покинуть эту забытую святыми страну.
– А что, если… если я только усиливаю в себе эти способности, когда их применяю?
– Это вряд ли. Зато я знаю, что гриши, которые не используют свою силу, со временем начинают болеть.
Ханна сглотнула.
– Мне нравится использовать силу. Я ненавижу себя всякий раз, когда это делаю, но хочу повторять еще и еще.
– Некоторые, – еще более осторожно проговорила Нина, – верят, что эта сила – дар Джеля, а не проклятие.
– Так нашептывают еретики и язычники. – Не дождавшись от Нины ответа, Ханна продолжила: – Ты не рассказала, что стало с твоей сестрой.
– Научилась управлять своей силой и обрела счастье. Сейчас она замужем и живет в приграничье Равки со своим красавцем-мужем.
– Правда?
