Ясные глаза Ханны сверкнули, как будто она бросала вызов.
– Тогда бы я могла растопить весь Ледовый Двор! Смыть всю эту отвратительную массу в море.
Опасные речи. Сейчас Нине стоило бы изобразить шок, но вместо этого она расплылась в улыбке.
– Вот лужа была бы, а?
– Именно. – Ханна улыбнулась в ответ своей особенной, хищной улыбкой, приподняв уголки губ.
Внезапно Нине захотелось рассказать этой девушке обо всем от начала до конца. Мы с друзьями пробили стену Ледового Двора! Угнали фьерданский танк! Святые, она, что же, собирается хвастать? Это шанс завоевать доверие Ханны. Не упусти его!
Усевшись рядом с ученицей, она спросила:
– Если бы ты могла отправиться в любое место на карте и заняться чем угодно, что бы ты выбрала?
– Новый Зем, – не колеблясь, ответила Ханна. – Устроилась бы там вольным стрелком и сама зарабатывала бы себе на жизнь.
– Метко стреляешь?
– Да, – без лишней скромности подтвердила девушка. – Я думаю об этом всякий раз, когда тайком уезжаю из монастыря. Исчезнуть. Заставить всех поверить, что меня занесло снегом или унесло течением.
Что за дикость! Перебирайся лучше в Равку.
– Так почему не сделать это? Почему бы просто не сбежать?
Ханна пораженно уставилась на собеседницу.
– Я не могу так поступить с родителями, не могу опозорить семью.
Нина едва не закатила глаза, но вовремя себя одернула. Ох уж эти фьерданцы с их понятиями о чести.
– О, конечно, – поспешно пробормотала она. И все равно мысленно возвращалась к тому моменту, когда Ханна с развевающимися волосами и винтовкой в руке вылетела на опушку. Прирожденный воин. Нина видела скрытое в характере этой девушки золото, сияние, померкшее из-за того, что ей много лет подряд твердили, будто она ненормальная, неправильная. Эти проблески, когда на долю секунды появлялась настоящая Ханна, появлялась такой, какой была рождена, сводили Нину с ума. Ты здесь не для того, чтобы обзавестись новым другом, Зеник, упрекнула она себя. Твоя задача – добыть сведения.
– А что, если Мать-хранительница тебя выгонит?
– Не выгонит. Мой отец жертвует монастырю много денег.
– А если застукает, когда ты будешь разгуливать в штанах? – поддразнила Нина.
– Не застукает.
– Будь я и мои спутники не такими добрыми, уже застукала бы.
Теперь настал черед Ханны откинуться за партой и улыбнуться – уверенно и непринужденно.
Вот ты какая на самом деле.
– Ваше слово против моего. Прежде чем вы успеете постучаться к матушке, я уже буду сидеть у себя в келье, в своем чистеньком сарафанчике, опустив глаза долу.
Интересно.
– Ну, еще бы, – произнесла Нина со всей снисходительностью, на которую была способна.
Ханна выпрямила спину и ткнула пальцем в крышку парты.
– Я знаю, как скрипит каждая ступенька в монастыре. Знаю, где кухарка прячет ключ от задней двери кухни, и я держу смену чистой одежды в десятке разных мест, начиная от часовни и заканчивая крышей. Меня не поймать.
Нина примирительно выставила ладони.
– Ладно, ладно, просто лишняя осторожность не помешает.
– Сказала девица, обучающая меня мастерству гришей в обители Джеля.
– Может, мне уже нечего терять.
Ханна недоверчиво изогнула бровь.
– Или, может, ты просто считаешь себя более дерзкой.
А ты проверь, подумала Нина, но вслух сказала лишь:
– Вернемся к делу. Давай посмотрим, сможешь ли ты ускорить мое сердцебиение.
14
Зоя
После войны Зоя редко бывала в Крибирске. Поводов приезжать сюда не было, зато тяжелых воспоминаний – хоть отбавляй. Во времена, когда западное побережье Равки отделялось от остальной территории Тенистым Каньоном, Крибирск считался последним безопасным населенным пунктом, городом, где купцы и отважные путешественники запасались снаряжением, а солдаты проводили ночь, топя страх в спиртном или утешаясь продажной любовью, прежде чем погрузиться на скифы и отправиться в жуткий мрак Каньона. Многие оттуда не возвращались.
Раньше Крибирск был портом, однако после исчезновения окутанной тьмой области, известной как Неморе, превратился в обычный городишко, в котором нет ничего примечательного, кроме печальной истории.
О великих делах, что творились здесь, ныне напоминали только тюрьма да казарма, где некогда квартировали офицеры Первой армии и где произошла первая встреча членов Триумвирата с новым правителем Равки.
На месте огромного лагеря ничего не осталось – ни палаток, ни лошадей, ни солдат. Говорили, что в пыли можно отыскать нерасстрелянные патроны и клочки черного шелка – обрывки материи с шатра Дарклинга.
Хотя тьма, окутывавшая Каньон, и монстры, его населявшие, сгинули, пески никуда не делись, и обманчивый грунт преподносил торговым караванам неприятные сюрпризы. Купцы, проезжающие через Равку, до сих пор платили за то, чтобы пересечь Каньон на скифе, только теперь они нанимали охрану для защиты от грабителей и мародеров, а не от волькр, питавшихся человеческой плотью и прежде наводивших ужас на путешественников. Чудовища исчезли, осталось лишь унылое пространство, засыпанное серым песком, зловещее в своей пустоте. Ничего не росло на этих голых землях, все живое было загублено черной силой Дарклинга.
Крибирск держался за счет тех же видов коммерции, что и раньше: гостиниц, борделей, лавок, торгующих снаряжением и припасами; разве что заведений стало меньше. Изменилась только церковь. В прежние времена в простом беленом здании с синим куполом почитали Санкт-Владимира, теперь же над входом висело сияющее золотое солнце, символ Санкты-Алины, разрушительницы Каньона.
Долгое время Зоя смотрела на Алину не иначе как на соперницу; не верила в магические способности сироты, завидовала ее близости к Дарклингу. Тогда она еще не понимала, что такое власть и какую цену придется за нее заплатить каждому. По окончании войны Алина предпочла тихую жизнь в безвестности, инсценировав для этого собственную смерть, однако слава ее только росла, а легенды о ней множились. К собственному удивлению, Зоя обнаружила, что ей нравится видеть имя Алины на церковных вратах, слышать его в молебнах. Слишком много своей любви Равка раздарила людям вроде Дарклинга, Апрата и даже Ланцовых. Будет только справедливо, если частичка этой любви достанется бедной сироте, не умевшей одеваться.
Хотя знак над входом в церковь сменился, наружные стены выглядели по-старому и были исписаны именами погибших, жертвами бойни, которую Дарклинг устроил в Новокрибирске, городе-побратиме Крибирска, до войны располагавшемся по другую сторону Каньона. От солнца и времени надписи стерлись и стали почти неразличимы для тех, кто не хранил дорогие имена в своем сердце.
