Однако самым необычным в подготовке было время, которое он проводил здесь, под этим стеклянным куполом и отчаянно потел от волнения в присутствии Жени Сафиной с ее единственным янтарным глазом и волосами цвета заходящего солнца. Юноша не мог не сознавать, что она всего лишь делает свою работу, и все же ее внимание льстило. Исаак поймал себя на том, что немножечко влюбился. Глупо, конечно. Женя совершенно явно была увлечена Давидом Костюком, гениальным фабрикатором, который нередко присутствовал на их занятиях, изучая кипы документов или что-то вычерчивая на огромной доске. Женина слабость к таким вот скромным, невзрачным на вид мужчинам лишь делала ее еще более привлекательной в глазах Исаака. Один из многочисленных шрамов Жени немного тянул левый уголок рта вниз, и Исаак часто мечтал о том, чтобы поцеловать ее в это место. Однако девушка быстро возвращала его к реальности, больно ткнув пальцем в плечо. «Выпрями спину, Исаак», – говорила она. Или: «Исаак, не засти мне свет».
Если Женю отвлекали дела, кто-нибудь другой читал ему лекцию по истории Керчии или проверял на знание торговых путей. Среди прочего Исааку объясняли основы стратегии, и тогда все, что от него требовалось, – просто сидеть истуканом и молчать.
– Как стемнеет, мы можем тайно вывести его из дворца через туннель, – сказала Тамара, ловко вращая в воздухе топором. От этого зрелища Исаак потел еще сильнее, – а утром обставить возвращение короля из паломничества. Вроде как эту ночь он провел в поместье Крыгина.
– А как мы объясним отсутствие Зои? – спросил Толя.
Женя, колдовавшая над подбородком Исаака, отступила назад, придирчиво изучая результат.
– Скажем, что генерал Назяленская решила заехать в Ос Керво. – Женя потерла глаза и взяла чашку с чаем. – Не понимаю. Нельзя же просто взять и исчезнуть.
– Николай умеет совершать невозможное, – пожал плечами Толя.
– Может, ему просто захотелось в отпуск, – промолвила Тамара.
Толя фыркнул.
– Может, у Зои просто кончилось терпение, и она живьем закопала его в песке.
Женя шутку не оценила.
– Или же это происки Апрата, который опять готовит государственный переворот.
– В таком случае скоро он придет и за нами, – подал голос Давид.
– Спасибо, любимый. Умеешь воодушевить.
Тамара стала вращать топор медленнее.
– Если бы за исчезновением Николая стоял Апрат, он уже постарался бы разнести новость, что король пропал.
– В любом случае нельзя подпускать его к Исааку, – высказался Толя. – Священник достаточно хитер, чтобы распознать… подмену.
Женя опустилась на стул и закрыла лицо руками. Исаак впервые видел ее такой подавленной. У него защемило сердце.
– Кого мы обманываем? Из этой затеи ничего не выйдет.
– Выйдет, – твердо произнесла Тамара. – Иначе нельзя.
– Его уже почти не отличить от короля, – констатировал Давид, вглядевшись в лицо Исаака. – Я бы назвал это твоим лучшим произведением.
Женя небрежным жестом отмахнулась от комплимента.
– Дело не только в чертах лица. Важнее то, как Николай наполняет их собой – изгиб губ, поворот головы. Мы сумеем одурачить гостей, может быть, даже кого-то из придворных, но как быть с прислугой, с министрами? С теми, кто видит короля каждый день, ужинает и танцует с ним? Забудьте. Ничего не получится.
– Прошу прощения, – вмешался Исаак. Нестерпимо думать о том, что он подводит страну, короля и эту прекрасную одаренную девушку.
Женя всплеснула руками.
– Вот об этом я и говорю! Николай никогда бы не опустил головы и не стал бы так искренне извиняться.
– Простите, – машинально повторил Исаак и поморщился от досады.
– У нас нет выбора, – заключила Тамара. – Если отменим бал, исчезновение короля может выплыть наружу. Придется рисковать.
– А если нас раскроют? – спросил Толя.
– Допустим, и что нам предъявят? – задумчиво произнес Давид. – Расценивается ли создание королевского двойника как государственная измена, если двойник действует во благо правителя?
Исаак сглотнул. Мысль об измене ему в голову как-то не приходила.
– Мы сами предоставляем Апрату возможность одним махом отстранить от власти всех гришей, – сказала Тамара.
Женя вздохнула.
– Исаак, я знаю, ты стараешься, но мы возложили на тебя непосильную задачу. С самого начала это было безумием.
При виде этих храбрых людей, утративших надежду, у Исаака разрывалось сердце. Он снова вспомнил визит Николая Ланцова в госпиталь, вспомнил улыбку матери и пухлые щечки сестер, запомнившиеся ему в последний приезд домой.
Исаак откинулся на стуле, забросил руку на спинку и сказал со всей небрежной надменностью, какую сумел изобразить:
– Женя, дорогая, прикажи подать бренди. Черные мысли на трезвую голову – это что-то невыносимое.
Все вытаращили глаза.
Давид прижал к губам перемазанный чернилами палец.
– Уже лучше.
– Лучше? – воскликнула Женя, радостно захлопав в ладоши. – Да это же идеально! Исаак, давай еще раз.
На мгновение он запаниковал, а потом капризно выгнул бровь.
– Ты что же, раздаешь мне приказы? Полагаю, королю сейчас не мешало бы слегка вздремнуть.
Тамара просияла. Толя торжествующе гикнул. Женя наклонилась и запечатлела на щеке Исаака жаркий поцелуй, а Исаак сделал то, чего никогда не сделал бы Николай Ланцов. Он покраснел.
17
Николай
Скиф был брошен в пустыне. Пески вынесли Николая, Зою и Юрия к огромному дворцу. Дюны извивались под ногами так, что у Николая сводило желудок. Он гордился своей способностью быстро адаптироваться ко всему новому, и все же применить новую технологию, использовать новый вид топлива или даже осмелиться выйти к ужину в рубашке без жилета – это одно дело, а смириться с тем, что твоя картина мира в одночасье рассыпается на кусочки, – дело совершенно другое.
– Выглядишь неважно, юный король, – прогудел Юрис, вновь принявший облик дракона.
– Непривычный способ перемещения. Полагаю, на спине ты нас переносить не собирался?
Дракон фыркнул.
– Разве что если ты отплатишь мне тем же.
Николаю пришлось задрать голову, чтобы разглядеть дворец вблизи. Подобную громадину он видел впервые. Один только проект этого колоссального сооружения потребовал бы тысячи инженеров, которые трудились бы тысячу лет, что уж говорить о возведении! Дворцы и башни меньших размеров располагались вокруг трех главных башен, терявшихся в вышине: материалом первой служил черный камень, вторая была из золотистого янтаря, а третья не иначе как костяная. Однако с этим местом что-то явно было не так. Здесь не наблюдалось никаких признаков жизни – над крышами не кружили птицы, в бессчетных окнах не мелькали фигуры, никто не пересекал бесчисленное множество мостов и мостиков. Дворец, имевший вид целого города, напоминал глухой могильный склеп.
