Вот, значит, какова судьба женщин-гришей, которые не добираются до надежного укрытия в Эллинге? Значит, они оказываются здесь? В Кеджеруте часто пропадают девушки. Не просто девушки. Гриши.
Где-то на заводе прозвенел колокол. Настоятельница хлопнула в ладоши, и несколько монахинь собрались уйти вместе с ней.
– Доброй ночи, Марит, – на прощание сказала Мать-хранительница одной из девушек в голубом сарафане послушницы. – Завтра вечером тебя сменят.
Как только они покинули дортуар, Нина скользнула следом. Она держалась в тени, пытаясь унять волнение и сосредоточиться на текущей задаче – выбраться с завода, – но в голове так и мельтешили картины увиденного.
Помоги нам. Шепот мертвых. Боль живых.
Девы-хранительницы подошли к главным воротам.
– Ваша потеряшка вас отыскала? – спросил один из стражников у настоятельницы.
– Какая потеряшка?
– Откуда мне знать, какая? Косы, сарафан – все, как у остальных.
– Не понимаю, о чем вы. Мы все очень устали, поэтому…
– Всем построиться в шеренгу. Будем пересчитывать по головам.
– Это обязательно?
– Я сказал, построиться!
Нина не стала дожидаться продолжения, а бегом припустила по коридору назад, в восточное крыло, стараясь не шуметь. Ворота для нее закрыты. Если стражники узнают, что на завод проник кто-то лишний…
Снова раздался колокольный звон, на этот раз истерично-пронзительный. Тревога. Повсюду начали зажигаться огни, внезапный свет ослепил Нину.
Возвращаться к дортуару она не собиралась; шмыгнула за какой-то пыльный механизм. Мимо нее с винтовками наперевес пробежали двое солдат. Нина подняла глаза. Часть стекол выбита, но как добраться до окон? И что там, снаружи?
Раздумывать было некогда. Стража и Мать-хранительница уже сообразили, что на территорию завода пробралась лже-монахиня. Нужно успеть спуститься с холма и возвратиться в монастырь прежде, чем ее отсутствие обнаружат. Вскарабкавшись на какой-то поломанный механизм, она уцепилась за карниз подоконника и подтянулась вверх. Ей удалось втиснуть носок ступни в щель между двумя кирпичами и забраться на каменный подоконник.
Через разбитое стекло Нина разглядела мерцающие огоньки города, далеко внизу на лесных прогалинах белели пятна снега. Послышались шаги: еще один отряд вооруженных солдат, тяжело топая, направился в восточное крыло.
– Оцепить периметр, – приказал командир. – Мы проверим тупик и вернемся в главный зал.
– Как мы вообще узнаем, что там кто-то есть? – пробурчал один из подчиненных.
Если только они поднимут головы… Солдаты, однако, двинулись дальше, их голоса затихли. Нина в последний раз посмотрела из окна.
– Ни траура, ни похорон, – прошептала она и ринулась вниз, через осколки.
Падение было быстрым, удар о землю – сильным. Плечо и бедро отозвались резкой болью, но Нина сдержала крик. Инерция заставила ее покатиться по склону. Влетев в гущу деревьев, девушка врезалась в сосну, но сумела отползти и вскочить на ноги. На секунду замерла, чтобы сориентироваться в пространстве, а затем побежала, петляя между деревьями, уворачиваясь от острых веток, хлещущих по лицу, и стараясь не обращать внимание на боль в боку. Во что бы то ни стало нужно оказаться в монастыре раньше настоятельницы, иначе Леони и Адрика застигнут врасплох и их обман будет раскрыт.
Хлюпая ботинками по мелководью, Нина преодолела ручей и пустилась вниз по склону следующего холма.
Впереди показался монастырь. В окнах было темно, свет горел только в конюшне и во дворе перед часовней. Нина заметила тарелку с объедками, выставленными для Трассела.
Поскользнувшись на бегу, она чуть не упала, но удержала равновесие, хоть и клюнула носом. Дальше, дальше, вниз! Добравшись до деревьев, Нина сбавила скорость и повернула на юг, чтобы обогнуть конюшню.
Услышав стук копыт, всмотрелась в дорогу, увидела фургон и возницу, нещадно подгонявшего лошадей кнутом. Мать-хранительница возвращается в монастырь. Через несколько минут она пойдет проверять кельи.
Нина скинула перемазанные башмаки, прошмыгнула в кухню, заперла дверь и спрятала ключ за банкой с мукой. Кинулась к себе, на ходу стягивая безнадежно испорченный сарафан.
– Что случилось? – сонным голосом спросила Леони, когда Нина ворвалась в комнату и торопливо закрыла за собой дверь.
– Ничего, – шепнула она. – Притворись, что спишь.
– Зачем?
Захлопали двери, послышались неясные голоса. Нина сорвала с себя одежду, наспех вытерла лицо и руки изнанкой блузки и запихала всю эту грязную кучу в сундучок в изножье кровати.
– Я всю ночь была здесь, ясно?
– Ох, Нина, – простонала Леони. – Скажи мне, что ты просто проголодалась и выходила перекусить.
– Ага, – кивнула Нина, заворачиваясь в халат, – только при этом сильно испачкалась.
Она нырнула под одеяло, и ровно в ту же секунду дверь распахнулась, снаружи хлынул свет. Нина приняла вид внезапно разбуженного человека.
– Что такое?
Шурша сарафанами, в комнату бесцеремонно вошли две девы-хранительницы. Из келий сверху тоже доносились голоса и хлопанье дверей – проверяющие будили всех. Хорошо хоть, не только мы под подозрением, подумала Нина. Может, они решили, что одна из послушниц бегала на свидание к солдату?
– В чем дело? – осведомилась Леони.
– Молчать, – приказала монахиня. Она подняла фонарь повыше и обвела глазами помещение.
Обе, Нина и дева-хранительница, заметили это одновременно – грязный след на полу, возле кровати.
Проверяющая передала фонарь напарнице, откинула крышку Нининого сундучка и, порывшись в нем, извлекла на свет испачканные сарафан и блузку.
– Откуда у тебя форма послушницы? – потребовала ответа она. – И почему в грязи? Я сейчас приведу матушку!
– Я здесь. – Мать-хранительница стояла в дверном проеме. Ее круглое лицо выражало суровость, руки были сложены поверх нагрудника темно-синего шерстяного сарафана. – Энке Яндерсдат, будьте добры объясниться.
Не успела Нина открыть рот, как за спиной настоятельницы появилась Ханна.
– Это моя форма.
– Что?
– Моя, – виновато повторила мертвенно-бледная Ханна. Ее волосы пышными золотисто-рыжими волнами были рассыпаны по плечам. – Я без разрешения каталась верхом и упала с лошади.
Мать-хранительница подозрительнон прищурилась.
– А почему ты прятала одежду здесь?
– Я знала, что в моей комнате ее сразу найдут. Хотела тайком постирать.
– Хочешь сказать, вдова Яндерсдат не заметила в своих вещах эту грязную кучу?
– Мила обещала подержать ее у себя, пока я не смогу заняться стиркой.
