– Да, – ответила дежурная. – Он у нас, в интенсивной терапии, пятый этаж. Но разве не рановато для цветов?
Ну да, признался он, и выглянул из телефонной будки, посмотрел на небо, застигнутое где-то между ночью и утром. Но у них сегодня много доставок, и обычно они просто оставляют их на стойке, это ничего?
Он повесил трубку и направился обратно к машине, когда телефон снова зазвонил. Он взглянул на него, потом подошел и ответил.
– Это вы только что обращались? – спросил голос. – Искали Фрэнка? Это с вами я разговаривал?
– Да, – сказал Кляйн, – со мной.
– Я только что говорил с Фрэнком. Он просил, чтобы вы передали мне все, что знаете.
– Только Фрэнку.
– Ну ладно, – спокойно ответил офицер. – Это тоже возможно. Давайте вы подождете, где стоите, а мы приедем и отвезем вас к нему?
«Как бы поступил информатор?» – спросил себя Кляйн.
– Фрэнк обещал мне деньги. Двести долларов.
– Ладно, – сказал офицер. – Мы выполним все обещания Фрэнка.
– Хорошо. Тогда, наверное, идет.
– Значит, оставайтесь на месте, и мы приедем за вами.
– Привезете деньги?
– Да, – ответил офицер.
– Ладно. Я буду здесь. Я жду.
Повесив трубку, Кляйн сел в машину и уехал как можно быстрее.
* * *
Он сумел открыть служебную дверь лезвием секача – щель между металлическими дверью и косяком оказалась достаточно широкой – и поднялся по черной лестнице. Зазвенела сигнализация, когда он открыл дверь, но тут же замолчала, когда закрыл. Кляйн заторопился наверх.
Дверь на пятый этаж была не заперта. Он медленно приотворил ее, положив голову Борхерта на пол, увидел безлюдный коридор, где не горела ни одна лампа. В дальнем конце виднелась сестринская стойка, медсестра спала, но сидя, – задремала на посту.
Подперев дверь ногой, Кляйн подобрал голову и пробрался внутрь.
Зашел в первую же палату на пути, нашел две койки, обе пустые. В следующей лежала престарелая дама, то ли спящая, то ли без сознания, со все еще включенной прикроватной лампой, змеящейся из горла трубкой, хлопьями крови в волосах. Он вышел. Сестра за стойкой уже проснулась, но смотрела в другую сторону.
Кляйн проскользнул по коридору в третью палату, увидел две задернутые ширмы. Открыл одну, там лежал мужчина с привязанными к койке руками, головой в бинтах, через которые просачивалась кровь – если, конечно, это была не просто падающая тень. Двигались только глаза человека – бешено вращались в орбитах, а потом вдруг резко сосредоточились на Кляйне. Пациент издал странный приглушенный звук и слегка сдвинул голову, и Кляйн увидел, что да, это не тень, а кровь. Он задернул занавеску.
За второй спал Фрэнк. Одна рука лежала поверх одеяла, второй не было – ампутировали между локтем и плечом, перетянули и забинтовали. Кляйн пододвинул к койке стул. Ногой задернул занавеску. Уложив голову Борхерта на колени, подождал, пока Фрэнк проснется.
Через какое-то время Кляйн понял: что-то не так. Фрэнк лежал слишком неподвижно. Казалось, что полицейский уже мертв, но нет, он дышал. Потом Кляйн понял, в чем дело.
Наклонился, ткнул в повязку Фрэнка пальцем:
– Я же вижу, что ты не спишь.
– И не говорил, что сплю, – ответил Фрэнк, приоткрыв глаза и сощурившись.
Кляйн улыбнулся. Они смотрели друг на друга.
– Зачем пришел? – спросил наконец Фрэнк. – Убить меня?
– Я хочу сдаться, – сказал Кляйн.
Фрэнк рассмеялся:
– Это же не полицейский участок. Зачем приходить сюда?
– Я думал, что задолжал тебе.
– И из-за чего конкретно ты хочешь сдаться?
– Из-за этого, – ответил Кляйн и поднял голову Борхерта.
– Боже мой, – сказал Фрэнк. – На хрена ты это притащил?
– Улики, – ответил Кляйн.
– Мне не очень хочется это видеть. Слушай, поставь на тумбочку, – предложил Фрэнк. – Или еще лучше – на пол.
Кляйн положил голову Борхерта на пол, у ножки кровати.
– И что это было? – спросил Фрэнк.
– Борхерт, – ответил Кляйн. – Лидер калек.
– Он торчит мне руку. Я рад, что он мертв.
– Не только он.
– Кто еще?
– Не знаю.
– Не знаешь?
– Имен не знаю, – сказал Кляйн. – Пара десятков человек. Более-менее. Их убил я.
– Калеки?
Кляйн кивнул.
– Сколько осталось?
– Не знаю.
– Господи, – сказал Фрэнк. – Вот тебе и ангел мщения. А теперь решил сдаться?
– Так точно, – ответил Кляйн.
– Почему?
– Чтобы опять быть человеком.
– Дружок, посмотри на себя. Ты с ног до головы в крови. Ты уже никогда не будешь человеком.
Кляйн отвернулся. Взглянул на голову, лежащую на полу. Когда он поднял глаза, Фрэнк так и смотрел на него.
– И что тогда? – сказал Кляйн.
– Что тогда? Хочешь сдаться – иди в полицейский участок и сдавайся. Не заваливайся сюда с мешком отрубленных голов, будто я что-то могу сделать. Чего ты ждал? Сочувствия? Понимания? Иди ты к черту.
– У меня только одна голова.
– Я видел две, – сказал Фрэнк, – у тебя на плечах и у тебя в руках. Уже на одну больше, чем полагается. Может, в твоем случае – и на две больше. Какого хрена ты вообще еще жив?
Кляйн пожал плечами.
– И всё? – спросил Фрэнк. – Приперся с головой и говоришь, что там найдется еще пара десятков, а когда я спрашиваю, как ты еще жив, можешь только плечами пожимать?
– Повезло, наверно.
– Повезло? Да ты как заговорённый.
– Не надо об этом, – сказал Кляйн.
– А что мне сказать?
Кляйн покачал головой.
– Ладно, – сказал Фрэнк. – У тебя был тяжелый день, массовые убийства ужасно утомляют. Не буду на тебя наседать. Но один вопрос.
– Какой?
– Почему ты еще здесь? Почему не свалишь и не оставишь меня в покое?
IV
В квартиру он добрался уже под утро. Позвонил домовладельцу, и тот открыл входную дверь от себя, но, завидев Кляйна в крови и с секачом, попытался закрыть дверь в свою квартиру. Кляйн его опередил. Сбил с ног, пока тот что-то лепетал. Попытался связать, не справился одной рукой, наконец вырубил плоской стороной ножа и запер в чулане.
Ключи к его квартире висели на крючке в кухне, прямо над раковиной. Он вырвал из стены провода обоих телефонов домовладельца, потом ушел, поднявшись к себе по лестнице.
