Крис пожал плечами и опустился на стул.
– Я знаю. Я не льстил – просто констатировал факт. Я считаю – точнее мы, мои коллеги в «Шорн» и я, считаем, что вы в состоянии разрешить сложную ситуацию, которая в данный момент сложилась в Колумбии. Вот почему я здесь. Своим визитом мы хотим показать, что верим в вас.
После этих слов Барранко медленно приблизился к столу.
– Вы назвали страну Колумбией, – сказал он. – А ваши коллеги в Лондоне тоже так говорят?
– Нет, конечно. – Крис провел ладонью по столешнице и поднял руки, затем, сперва взглянув на секьюрити Барранко, он неторопливо залез в карман и достал свернутый ноутбук. Ему показалось, что все это выглядело довольно круто, учитывая ситуацию.
– Мы зовем это Контролируемая экономика Северных Анд. Уверен, вы в курсе. А еще, не сомневаюсь, вы знаете, что не мы одни используем это наименование.
– Да, – в его словах слышалась явная горечь. Ладони Барранко легли на спинку стула, стоявшего напротив Криса. – Не вы одни. Весь мир зовет нас так. Только ублюдок в Боготе именует ее Колумбией, будто мы все еще единая нация.
– Эрнан Эчеварриа, – вкрадчиво начал Крис, – подпитывает патриотизм своих соотечественников, дабы упрочить режим, который обогащает пять процентов населения, а остальных держит в грязи. Не мне вам про это рассказывать. Однако, полагаю, вы нуждаетесь в моей помощи, чтобы изменить ситуацию.
– Как быстро мы перешли. – На лице Барранко застыло такое выражение, будто он учуял отвратительный запах, просачивающийся через пластиковую перегородку из туалета. – Как быстро – от лести к подкупу. Разве не вы сказали, что человек вроде меня может разрешить…
– При наличии. Времени. – Крис встретился взглядом с собеседником и, удостоверившись, что тот не станет продолжать, начал безмятежно разворачивать ноутбук. – Я уточнил – при наличии времени. И капельки везения. А еще я сказал – возможно.
– Понятно.
Крис не поднял глаза на Барранко, но по голосу казалось, что колумбиец улыбается. «Как быстро мы перешли от сарказма к улыбке». И все же Крис продолжал смотреть в ноутбук – тот был сильно помят в нескольких местах и разогревался довольно медленно. Крис стал разглаживать экран. Он услышал, как царапнули по полу ножки стула и как он заскрипел, приняв вес Барранко.
На экране выскочила карта зоны КЭСА.
Крис поднял голову и улыбнулся.
Позже, когда вся информация была выложена и обговорена, они вышли на пирс и любовались погодой. На востоке небо местами очистилось.
– Сигаретку?
– Да, спасибо. – Крис взял предложенную пачку и вытряхнул помятую трубочку. Барранко дал ему прикурить – на серебристой бензиновой зажигалке был изображен череп с костями, вокруг которого шла надпись на кириллице и стояла дата 2007. Крис затянулся и тут же закашлялся до слез.
– Ого, – он вытащил сигарету изо рта и заморгал, глядя на нее. – Где вы их берете?
– Вы в таком магазине не были, – Барранко указал в направлении юго-запада. – Семьсот километров отсюда, в горах. Держит его женщина, которая помнит дни, когда Эчеварриа пришел к власти. Она не продает американские сигареты. Только темный табак.
– Я заметил. – Крис сделал еще одну затяжку, на этот раз менее сильную; табак раздражал легкие. – А зажигалка? Военная, верно?
– А вот и нет. – Барранко достал зажигалку и стал водить пальцем по кириллическим буквам. – Реклама. «Смертельные сигареты. Плохие новости, дружок, ты помрешь». Вот что на ней написано. Но это – как вы там называете – контрфакт. Подделка?
– Контрафакт.
– Да, контрафакт. Какой-то ненормальный англичанин в прошлом веке действительно выпускал сигареты под таким названием.
– Похоже, он был не слишком умен.
Барранко развернулся и выдохнул на Криса клуб дыма.
– По крайней мере, он был честен.
Крис промолчал. Барранко вышагивал по пирсу, курил и ждал.
– Мне кажется, вам надо приехать в Лондон, сеньор Барранко. Вам нужно…
– Ваши родители живы, сеньор Фолкнер?
Фраза уколола, разрушив нарастающее ощущение, что сделка состоялась.
– Нет.
– Вы их помните?
Крис бросил взгляд на стоящего рядом мужчину и понял, что компромисса быть не может. От него требовали ответа.
– Отец умер, когда я еще был маленьким, – сказал он и подивился тому, как легко теперь давалась эта фраза. – Я его плохо помню. Мама умерла позже – я уже был подростком. От терновой лихорадки.
Барранко прищурился:
– Что за терновая лихорадка?
Крис курил и проверял, не просочилось ли в его воспоминания что-нибудь лишнее. Когда он решил, что все под контролем, ответил:
– Разновидность туберкулеза. Резистентный штамм, не лечится антибиотиками. Мы жили в зонах – вы такие районы называете фавелами, их тут полно. Дорогие лекарства она не могла себе позволить – никто в зонах не мог, – поэтому принимала стандартные антитела, пока не скончалась. Никто так толком и не узнал, что ее убило – лихорадка или другая болячка, с которой ослабленная иммунная система не сумела справиться. Понадобилось…
Нет, он себя не контролировал. Крис отвел взгляд.
– Простите, – сказал Барранко.
– Все, – Крис сглотнул. – Все в порядке. Это было давно.
Он снова затянулся, скорчил мину и бросил сигарету в воду. По очереди надавил большими пальцами на веки и посмотрел на струйки влаги, оставшиеся на пальцах.
– Мою мать забрали, – произнес Барранко за его спиной. – Ночью пришли солдаты. В те времена такое случалось сплошь и рядом. Я был подростком. Отец давно нас бросил. А я в тот вечер ушел на политическое собрание. Возможно, они приходили за мной. Но забрали ее.
Крис знал. Он читал файл.
– Ее изнасиловали. Люди Эчеварриа. Пытали электричеством и разбитыми бутылками много дней. А после выстрелили ей в лицо и оставили подыхать в мусорной яме на окраине города. Врач из «Эмнести Интернэшнл» сказал, что она умирала часа два.
Крис хотел принести соболезнования, но слова казались такими избитыми и пустыми.
– Вы понимаете, почему я сражаюсь, сеньор Фолкнер? Почему на протяжении последних двадцати лет веду эту борьбу?
Крис покачал головой, не находя слов. Он повернулся к Барранко и увидел, что на его лице эмоций отразилось не больше, чем когда они обсуждали сигареты.
– Вы не понимаете, сеньор Фолкнер? – Барранко пожал плечами. – Что ж, я вас не виню. Порой я сам не понимаю. Бывают дни, когда мне кажется, надо взять Калашников, пойти в любой полицейский участок или казармы и перестрелять всех в форме. Но я знаю, что за этими людьми стоят другие, которые не носят мундир. Поэтому я пересматриваю свой план и решаю, что стоит то же самое сделать с правительственным учреждением. Но в этот момент вспоминаю, что тамошние чиновники, в свою очередь, – лишь часть класса землевладельцев и финансистов, которые зовут себя моими соотечественниками. И в моей голове рождаются новые цели. – Барранко махнул рукой: – Банки. Ранчо. Пригородные виллы, огороженные заборами. Количество тех, кого необходимо выкосить, растет как сумма выигрыша в лотерее. А потом меня осеняет – Эрнан Эчеварриа и года не продержался бы, если бы не получал помощь из Вашингтона и Нью-Йорка. – Барранко поднял палец и указал на Криса. – И из Лондона. Вы уверены, сеньор Фолкнер, что хотите пригласить меня в свою столицу?
