– Добрый вечер, ваше величество, – как можно спокойнее ответила я, заходя в карету и делая знак Гору, чтобы не тревожился. – Вы решили составить мне компанию в небольшом путешествии? Или господин ал-тар устраивает сегодня званый прием?
Я так же спокойно огляделась, но быстро убедилась, что внутри экипажа царит мягкий полумрак, в котором я при всем желании не увижу лица собеседника; а потом села напротив, спиной к движению, нутром угадав, где устроился король, которого каким-то ветром занесло в эти края.
– Что вы, леди? – Судя по всему, его величество легкомысленно отмахнулся. А мне, блин, ни черта не видно с улицы. Пока еще глаза привыкнут. – Мы с господином ал-таром давно знакомы, так что я взял на себя смелость прислать за вами экипаж вместо него. Не думаю, что он будет против.
Еще бы. Вытолкает, что ли, тебя взашей? Скорее, вы заранее это спланировали, господа заговорщики. И значит, пытать меня сегодня будете вдвоем. А это более чем серьезно.
Я наконец привыкла к темноте и ощутила мягкий, почти неуловимый толчок, когда карета сдвинулась с места. Очень хорошо. О рессорах тут, кажется, все-таки имеют понятие. Не все, но имеют, так что мне не грозит регулярно подпрыгивать на кочках под насмешливым взглядом короля. А вот отдернутая занавеска мешает – свет снаружи (намеренно или случайно) падает точно на мое лицо. Тогда как король сидит в глубокой тени – с его стороны в карете никаких окошек не было. И он-то меня прекрасно видит, отчего мне, например, становится неудобно.
Я небрежно протянула руку и вернула занавеску на место.
Вот так. Теперь мы в равных условиях.
– Леди не любит яркий свет? – уже с явной усмешкой осведомился король, когда в карете потемнело.
– Леди любит видеть лицо своего собеседника. Но если этого не получается, то ей приятнее, когда не видно и всего остального.
– Так лучше? – вежливо уточнил высокопоставленный сосед, пересаживаясь ближе. Так, чтобы легкие блики от закрытого окна слегка освещали его холеную физиономию.
Я чуть кивнула.
– Намного.
Блин. У меня такое чувство, что мы фехтуем на опасно острых рапирах. Укол – защита – снова укол. И эта словесная дуэль грозила затянуться надолго. Черт. Да что ж его величество не приехал отдельно?!
– О чем вы сейчас думаете, леди? – снова спросил король, видя, что я не горю желанием поддерживать беседу.
Я пожала плечами.
– У вашего величества есть редкий дар – узнавать мысли собеседника. Разве он ничего вам не говорит?
– Кто вам сказал, что у меня такой дар, леди? – Его голос заметно похолодел.
– Слухи, ваше величество. Просто слухи. Хотя, возможно, они и неверны.
Король ненадолго замолчал, пристально изучая меня из темноты. Ну-ну, пускай посмотрит. В этом полумраке мое черное платье отлично скрывает любое движение. Прямо знала я, что надо надеть.
Наконец он разлепил губы и сухо произнес:
– Вообще-то, леди, даже очень хороший маг не всегда способен прочитать собеседника.
– Неужели?
– Да, леди. Особенно если у человека имеется не менее редкий дар не поддаваться чужому влиянию.
– Так вам опять просто любопытно, ваше величество? – наконец-то догадалась я, невольно улыбнувшись. Конечно, с моей дейри и с такими амулетами фиг он меня прочитает! Вот и нервничает, вот и не знает, что у меня на уме. – Что ж, извольте: мне кажется, что ваша карета имеет на редкость плавный ход. Так что, пожалуй, я зря готовила на этот вечер свой экипаж – в вашем оказалось не менее удобно.
Король озадаченно нахмурился.
– Вы шутите? – спросил он через пару мгновений.
– Нет, сир. Вы спросили, о чем я думаю, и я ответила. Что-то не так?
– Я просто никак не могу вас понять, – неожиданно вздохнул он.
– А женщин и не нужно понимать, сир, – мысленно усмехнулась я. – Порой ими достаточно просто восхищаться.
– Что вы имеете в виду?
Я мягко улыбнулась.
– Некоторые вещи невозможно просчитать и проанализировать, сир. И еще есть вещи, которые понимаются не разумом. Для этого существуют совсем другие органы чувств.
– Неужели?
– Да, ваше величество. Человек на самом деле не состоит из одной только рациональности. Отрицая это, вы отрицаете саму природу.
– Что же еще, по-вашему, имеется в человеке?
– Эмоции, чувства…
– Эмоции мешают. – Поняв, куда я клоню, король с нескрываемым превосходством усмехнулся, а потом снова откинулся на сиденье и почти пропал в густой тени. – Всякие чувства лишь отвлекают от того, что действительно важно.
– А что считать важным, ваше величество?
– А что считать нужным, леди? Разве вы не сталкивались с ситуациями, когда собственные чувства вас подводили?
Я опустила ресницы.
– Совершенство кроется в гармонии, ваше величество. Пусть стальной гвоздь не сгибается под тяжестью обрушившегося на него молота, но он не может понять, что такое хрупкость горного цветка. И никогда не узнает, как прекрасно встающее над горами солнце. Точно так же, как безупречная точность хорошо отлаженного механизма никогда не сравнится с законченной красотой природного водопада.
– Лирика, леди, – снова усмехнулся король. – Это – всего лишь лирика.
– Это жизнь, ваше величество. Нельзя смотреть на нее лишь с одного края.
– А с какого края смотрите на нее вы?
– Сверху, ваше величество.
– Почему это?
– Так лучше видны совершенные ошибки.
Он снова ненадолго замолчал, рассеянно изучая меня сквозь темноту. А потом вдруг безо всякого перехода сообщил:
– Мне передали, леди, что прошлой ночью в вашем доме произошел пожар.
Я только усмехнулась: ну да, кто бы сомневался, что ему не «передали».
– На самом деле не в доме, а во дворе, сир. Да и не пожар это был. Так, спонтанное возгорание.
– Надеюсь, никто не пострадал? – вежливо поинтересовался король.
– Просто у нас были поздние гости, которые, как оказалось, совершенно не умеют обращаться с огнем. Из-за чего с нашим газоном случилась небольшая беда. Но это, наверное, даже к лучшему: я все равно хотела изменить ландшафт и посадить во дворе новые цветы.
– И какие же цветы вам пришлись по вкусу?
– Гверции, ваше величество. Не так давно мне понравились белые гверции в оранжерее леди Иэры та Ларо, поэтому я решила высадить их вдоль дорожки с двух сторон.
– Белый гверций еще носит имя королевского, леди, – отчего-то снова усмехнулся король.
– Я знаю, ваше величество. Но название меня не смущает. Форма – ничто, как любит говорить мастер Драмт, суть – все.
