Дометриан как прикованный смотрел на движения пил на стройке вдали.
— Ты говорила, над ней издевались.
— Ах, да. Неприятный эпизод из жизни этой девушки, — пробормотала она. — Вы же знаете, как бывает: не такая, как все, странная, ребёнком не в силах сдержать эти видения, которые просто валят с ног, поэтому и рассказывающая каждому, на какой он гвоздь напорется, когда придёт время отправляться в мир иной. Её отвергали и презирали, потому что она не была на них похожа.
— Её… били?
— Она не говорит. Бедняжка почти пешком проделала весь этот путь, одна… Бесстрашная. Но дитя затравленно, я увидела это по её поведению и взгляду. Она лишь сказала, что слышала о магах в столице, а пришла только сейчас потому, что долго копила на дорогу и на хоть какой-то угол, в котором можно было бы прожить. Разумеется, я с неё ничего не взяла. Пусть сохранит эти деньги, как приданое, — Тамариса вдруг улыбнулась. — Ей нужно поскорее найти супруга, который не будет обижать её и не побоится странностей. Кинтии необходимо крепкое мужское плечо и собственный дом, чего я не могу ей дать.
— Ты же едва взялась за её обучение.
— Я знаю. Но муж, спонсирующий и заботящийся о ней, не помешал бы. У неё совсем нет родных, лишь калечащие душу воспоминания.
— Значит, её били.
— Откуда такая заинтересованность в ней, Archas? — вдруг прямо спросила Тамариса.
Дометриан отвёл взгляд и притворился, что вытирает пот с лица, которого на самом деле не было — опахала, если и не спасали от пыли, то против жары уж точно неплохо справлялись.
— Я нечасто вижу твоих подопечных. Может, поэтому.
— Может быть. — на губах женщины возникла тонкая, будто намекавшая на что-то улыбка. — Вчера она мне рассказала, что увидела кое-что. О вас.
— Обо мне?
— Она сама расскажет — Тамариса подозвала служанку и шепнула ей что-то.
Дометриан в недоумении свёл брови, глядя на магичку. Но та лишь загадочно улыбалась. Он хотел было начать допрашивать её, прекрасно понимая и этот взгляд, и эту ехидную полу-улыбочку, откровенно женскую, хитрую, говорившую о пока неясных замыслах женщины, и тут осёкся, глядя, как под тень палатки входит, юркая невысокая фигурка, укутанная в платье свежего гранатового цвета. Этот оттенок так шёл её коже и чёрным волосам, что Дометриан ещё долго обводил глазами только тело.
— Ты берёшь её с собой?
— Всегда, — произнесла Тамариса. — Она прожила здесь едва месяц. Не хочу спускать с неё глаз.
— Почему оставила тогда её где-то в тылу, с прислугой?
— Кинтия ходила прогуляться по набережной, посмотреть на корабли, — ответила магичка, также изучая взором молчащую девушку. — И я не думала, что она вам понадобится.
Дометрин встретился наконец с её глазами-огоньками, которые, казалось, светились и днём. Голубые. Бездонные.
— Расскажи царю, что поведала мне вчера, — попросила Тамариса, наблюдая теперь за Дометрианом.
— Я… Я сама не уверена в том, что видела. Так что это лишь предположения.
Дометриан кивком головы попросил продолжить, отмечая, что у девушки был довольно взрослый голос. Миниатюрная и хорошенькая, она всё-таки уже перешагнула порог юности, и довольно давно, а скованность и тревога во взгляде убавляли ей прожитые года. Она волновалась, и в какой-то миг царю захотелось встать и силком посадить её рядом с собой, может быть, обнять, если потребуется, лишь бы унять эту робость…
Он тряхнул головой, прогоняя странные мысли.
— Я вижу картинку, — сказала Кинтия. — Не больше. Только по ней я могу судить, а проникнуть вглубь и отыскать смысл мне не позволяет какая-то стена. Она невидима, но ощутима. Мне остаётся только наблюдать и…
— Успокойся и говори открыто, — перебила Тамариса, отпивая воды из кубка. — Царь носит прозвище Медведь, но своих не кусает.
Тень улыбки скользнула по лицу девушки. Дометриан заметил, что его черты напоминали те, что ваяли скульптуры, когда хотели изобразить богов. И это не было мысленной лестью в сторону Кинтии, лишь очередным выводом. В лице девушки читалась благородная порода, знатный род, о котором она, возможно, и не подозревала. У низкого сословия не бывает таких лиц и уж тем более дара прорицания.
— Когда вы коснулись моей руки, перед моими глазами промелькнула вспышка. Короткая, но я её запомнила,
— проговорила Кинтия. — Та же вспышка ослепила меня вчера перед сном, только, когда мое зрение вернулось, я увидела младенца, которого… которого вы держали на руках и называли… сыном.
В голове у Дометриана было пусто.
— Это всё, что ты увидела?
— Да, Archas, — она подняла на него взгляд. — У младенца были ваши глаза.
Тамариса откинулась на спинку скамьи с довольным видом.
— Она божественное чудо, посланница Оимерии. — заявила магичка. — Ну разве не прелесть слышать такое от провидицы?
— А мать ты не видела? — отрешённо бросил царь.
— Я же говорила, что вижу только картинку. Сцену… Словно я стояла рядом и наблюдала это всё сама.
Дометриан в задумчивости поглядел на стройку за спиной Кинтии.
— Прорицание исключает ошибки, — добавила Тамариса.
— Угу. Когда мне обещали мальчика, что изменит мир, а родилась Айнелет.
Магичка раздражённо цокнула языком.
— Эти бездарности, сборище запыленных высокомерных старикашек… Они не провидцы вовсе, а фокусники. Дар Кинтии уникален, а её видения — истинное будущее.
— И что мне делать?
— Ничего. Ждать, — пожала плечом Тамариса. — Пусть всё идёт своим чередом. Видение сбудется через год. а может через десять лет. Этого уже никто точно не скажет.
Дометриан сморгнул подступившие от пыли слёзы и посмотрел на Кинтию.
— Спасибо.
Девушка ответила застенчивой улыбкой
— Если это всё… — начала магичка, но царь поднял руку, прерывая её.
— Нет. Пусть она останется, — он почувствовал, что сердце заколотилось быстрее, и опустил руку, чтобы не была заметна её дрожь. — Она ведь разбирается в мантике? Если это не затруднит…
— Ей полезна практика. Она погадает для тебя.
— Только давайте обойдёмся без чьих-либо внутренностей, хорошо?
* * *
Остров встретил их туманом, кольцом, окружившим его владения. Все разговоры стихли, как только он показался впереди — холодный, мрачный и пустой, как одинокая высокая башня в заснеженной пустоши. Другие острова, мимо которых они проплывали, не были такими, с приставшими к их берегам драккарами и слабыми, но живыми огоньками, говорившими о присутствии жизни на них. Этот остров был одинок и пуст, будто предупреждал о своих опасностях. Когда стихли крики чаек, в морозном воздухе возникло густое напряжение, тон которому задавал капитан. Сигвур, оставив у румпеля одного из членов команды, метался от одного борта драккара к другому, всматриваясь вдаль, но море было серым и спокойным, как в те минуты, когда они отчалили от берегов Аш-Краста.
