— В Мийре находятся люди, которые ни в чём не виноваты, — говорит юноша. — Ещё не поздно всё исправить. Дай нам только войти в деревню и зарубить упырей, не причиняя вреда её жителям.
— На это нет времени, да и имперцев слишком много. А когда пришлют подмогу, будет слишком поздно.
— Я слал гонца как раз за этим. Ты бы мог вернуться с людьми.
— Я — твой ярл, мальчик! Я ясно выразился, когда приказал тебе взорвать Мийру к чертям собачьим. Вихюон уже там?
— Заложен. Возле четырёх домов в центре и шести на окраине.
— Чего же ты медлишь?
— Это живые люди! — кричит юноша.
— Выполняй мой приказ. Представь, что город — просто пустая коробка.
Морская волна поднимается и сносит с ног. смывает, как обрывки гнилых водорослей, ворочает по острому дну, заливает уши зелёной пеной и выталкивает на берег. Лета теряет сознание и сразу же возвращает его, оказываясь среди шумной толпы на деревянной скамье.
— Сознаёшься ли ты в преступлении против своего народа. Конор ан Ваггард? — звучит гулкий голос, заполняя огромный зал и вонзаясь в слух сотен слушателей.
Он один, раздетый до пояса, избитый, со следами засохшей несколько дней назад крови, закованный в стальные браслеты, стоит перед сияющими божьими ликами.
— Я не виноват, — хрипит. — Я выполнял приказ.
— Разве я говорил тебе убивать невинных жителей Мийры? — один из ликов. — Я приказал взять город и убить упырей.
— Любой ценой.
— Но не жизни других.
Зрение проясняется. Лета видит огромное окно, через которое бьёт солнечный свет отчего стоящие перед юношей фигуры кажутся светящимися, как божества. А она сидит между другими зрителями, за оградой и стражниками, расставленными по всему периметру полукруглого зала.
— Ты явился тогда и сказал мне исполнить твой приказ несмотря ни на что. Забыть о тех людях. Потому что так поступает настоящий командир и воин — идёт на великие жертвы.
— Что ты несёшь, Конор? В последний раз спрашиваю: ты признаёшь свою вину?
— Нет, — рычит он.
— В казематы его. Ты будешь сидеть в холоде и темноте, в одиночестве, пока не признаешься в содеянном.
Хватают под руки, уводят.
— Чем я провинился перед тобой, отец?! За что ты так меня ненавидишь?! — кричит юноша, упираясь ногами в пол.
За ту любовь, которую мать давала тебе обделяя его и Города…
«Нет. Она любила их».
Тебя. Тебя она любила больше своей жизни. За тебя она же её и отдала. Ты должен был тогда погибнуть, на охоте… Но она заслонила тебя… Потому что любила больше жизни…
«Нет».
А отец… Ты лишил его любимой жены, ты виноват в её смерти… Он возненавидел тебя. Он не хочет: чтобы ты стал ярлом, не хочет, чтобы ты жил, он хочет, чтобы ты умер вместо неё…
«Замолчи… Остановись!»
Бег. Из бока хлещет кровь… Такая густая, тёмная, вытекает, забирая с собой его жизнь.
«Я должен выбраться… Я должен… должен бороться…»
С кровью его покидает рассудок.
Падение. Стёсанные о землю ладони. Силуэты крючковатых злых деревьев. Лай собак позади. Крики. Треск кустов. Нож поближе к сердцу. Нож. Обороняться. Они близко, близко, близко…
Он стал безжалостным, повёрнутым на войне, моральным калекой… Я не узнаю своего сына.
«Мне не уйти…».
Серые глаза полны печали и страха. Боли нет, но кровь течёт так сильно… Надо бежать. Попытаться пересечь границу… Надо скрыться от ищеек.
«И отомстить».
Она в его голове, она в его мыслях… Она хочет помочь, она протягивает к нему руки… Обнять, утешить, помочь подняться… Но она в его голове…
— Лета!
Кровь на снегу. Лай собак. Бешеная свора.
— Лета!
Логнар. Темнота. Лесной воздух. Она заглатывает его ртом, и его так мало…
— Очнись!
Крик раздирает горло. Она падает в снег, она умирает… Собаки грызут ногу, отдирают лоскуты кожи и куски кровавого мяса…
— Нет… Нет! Оставь меня!
— Успокойся. Всё хорошо, ты в безопасности.
Лета села так резко, что закружилась голова. Она попыталась отползти от нескольких тянувшихся к ней пар рук и встретила спиной другие. Кричать уже не было сил.
— Айнелет, — шепчет кто-то. — Ты в безопасности.
Её обняли сзади и попытались прижать к себе. Она узнала эти руки. Марк.
— Держи её.
— Её надо вырубить. Посмотрите, у неё глаза просто бешеные.
— Нет… Он умирает… Его сейчас загрызут…
— Кого?
— Конор!
Лицо юноши со шрамом недоуменно повернулось в её сторону. У него были короткие волосы. Так странно… Она видела, они были густыми и красивыми, до самых плеч, а сейчас так отстрижены…
— Приди в себя. — сказал Марк, и в лицо прилетела затрещина.
Знакомый холмик выглядел совсем скучно в лучах пасмурного рассвета. Словно под ним ничего не было, не было тех многометровых коридоров и огромных залов с древними рунами. Кто-то сунул ей под нос бурдюк с водой. Лица стали постепенно выплывать из тумана, она их узнавала. Всех до одного. Бора, Логнар, Берси, Родерик, Хруго… Все склонились над ней, и в их глазах читалась тревога. Марк прижимал её к себе, сомкнув руки на животе девушки.
Мир возвращался. Ещё через минуту вернулась память. И трезвый рассудок.
— Тебя же чуть не сожрали заживо. — сказала Лета в сторону того, кто не корпел над ней, а стоял напротив, скрестив руки на груди и с интересом поглядывая на неё.
«Я, наверное, такое представление тут устроила…».
— Собаки, — добавила она. — Когда ты пытался сбежать.
— Шрам, на который тебе не удалось посмотреть, — проговорил Конор, даже не моргнув. — Покажу, когда останемся наедине.
— Что случилось. Лета? — обеспокоенно спросил Родерик. — Ты кричала, так сильно…
— Сколько я была без сознания? — Лета высвободилась из объятий Марка, поворачивая голову к нему и оскорблённым движением бровей давая ему понять, что она больше не сумасшедшая.
— Два часа. Мы вынесли тебя наружу, пытались привести в чувство, но ты не хотела просыпаться. Решили нести тебя к драккару уже как есть, и тут ты начала вопить. Как будто тебе было больно.
— Что ты видела? — накинулся вдруг Логнар.
— А что за штуку ты заставил меня надеть? — выпалила в ответ она. — Боги, зачем я согласилась на всё это…