А значит, это вовсе никакое не преступление, если от месячного пребывания в Никополе я оторву пару-тройку деньков в пользу Москвы.
Есть в Москве места, о которых я страстно мечтаю на протяжении всего года. Кто знает, что такое чувство истинного коллекционера, тот поймет меня. Больше всего меня тянет к Ярмарке увлечений, что стоит близ красивого резного Богородского храма на улице Богатырской. Большое темно-кирпичное здание несколько мрачноватого вида, занимаемое ею, когда-то имело другое наполнение. Тут были некогда императорские мастерские, устаревшие и недавно распущенные из-за повального увлечения недавно позволенными новинками технэм.
Лабиринт коридоров, разделенных на застекленные павильончики, напомнил бы о Минотавре, так он длинен и запутан, но какой тут может обитать Минотавр, если в воздухе стоит неистребимый запах кошек? Нет, кошек тут уже давно нет. И птичек нет, и собачек, рыбки в аквариумах и те вывелись, оставив кое-где анклавы исчезающей сырости. Просто в тех местах, где продают всякую живность, а потом перестают продавать, всегда и неизменно остается два запаха: кормов для зверюшек (но его победить все-таки можно) и кошек (его окончательно победить нельзя, можно лишь последовательно ослаблять… но убить? Вот уж дудки). А Минотавр, по-моему, не способен жить там, где обитают кошки. Какая-то у них эстетическая несовместимость. Для кошек пещеры Минотавра слишком мрачны, для Минотавра кошачьи лежбища слишком уютны.
В общем, кошки когда-то выжили отсюда Минотавра.
А потом их самих выжили нумизматы.
Нет, разумеется, тут есть киоск, где торгуют мёдом. Еще пара киосков – от антикваров, один библиофильский, три ювелирных и столько же парфюмерных, еще один принадлежит чудаковатым геологам, продающим невиданные сокровища горных недр, а также фенечки, сработанные на скорую руку из этих самых сокровищ. Все остальные 58 павильонов занимают нумизматы. Нумизматы – они ведь как тараканы. Куда пришли тараканы, там не остается места ни для муравьев, ни для клопов, ни для мокриц.
Так что прочие твари Божьи занимают на Ярмарке относительно непрочное положение и ходят с мрачными лицами. Мне кажется, они в скором времени самоистребятся, чтобы сдать свои горные княжества орде нумизматов, и уже горестно предчувствуют собственное исчезновение из реальности.
Меня это радует, потому, что я нумизмат.
Не очень страстный, правда. Я коллекционер… всего лишь по необходимости. Тут ведь в чем дело? Ученость в нашем роду из поколения в поколение возрастает. Мой дед был из крестьян и окончил церковно-приходскую школу. Мой отец обрел диплом порядочногоагрономического училища. Моя старшая дочь в двадцать восемь лет получила ученое звание ритора в самой Москве, а младшая в двадцать шесть стала грамматиком в Магнавре. Сам же я могу похвастаться всего лишь высшиминедолгою учебой у почтенного протонотария в богоспасаемом граде Екатеринодаре…
Так вот, мне, чтобы не создать слишком уж значительный пробел между провинциальным агрономом и доктором наук, пришлось добавить к своей правоведческой бумажке еще и заведывание музеем. Маленьким милым собственным музейчиком в маленьком милом провинциальном городишке.
Зато, знаете ли, это музей византийских древностей. Да-да, я чту и люблю Второй Рим, все-таки из него вытек Рим Третий. Да и само место, где стоит наша усадьба, естественным образом подталкивает к собиранию подобного рода древностей.
Так что сюда я явился не для того, чтобы пополнить собственную коллекцию, нет, милостивые государи, нет! Но-о… Семейныйсолид императора Ираклия чудесно смотрелся бы в застекленной витрине второго зала. Поразительно уместно он бы там смотрелся!
Знаете, как выглядит солид Ираклия и почему его называют семейным? Император очень любил своего сына Константина и повелевал изображать рядом с собой на золотых монетах. Трогательно это выглядит, весьма трогательно! Отец с выдающейся бородой – словно от уха до уха оброс шваброй – и сын, этакий мелкий слоненок. Трудно монетному мастеру правдоподобно изобразить нос, когда оба лица развернуты в анфас, вот и получилось у мальчишки некое подобие хобота. Бородатый слон и сын-слоняшка…
Потому он и семейный, сообщу я вам.
Хотите скажу, на каком году брака у нас с женой появился сын? И как мы ждали его? Ох, и увы мне, грешному!
Я счастлив. Конечно, с тремя детьми мы – малодетная семья, братья надо мной посмеиваются… Дескать, мало каши ел, не сдюжил большего-то. Но я счастлив. Мне хорошо с женой, мне хорошо с детьми, мне вообще очень хорошо.
Особенно если взять в рассуждение, что есть у нас собственный слоненочек. Жив и здрав, слава Богу.
Знаете что? Был бы я императором Ираклием, я бы тоже велел отчеканить сына на монетах.
Супруга вот имеет дерзость вздыхать: «Столько денег уходит на твои причуды…» То бишь, на экспонаты, притом чаще всего на солиды, милиарисии, аспроны и фоллисы Второго Рима. Потому что, где сейчас отыщешь хорошую икону Палеологовского или, тем более, Комниновского письма? Монетки же сами в руки идут. Дорого? Иной раз – и дорого.
Зато дочери поглядывают на своего папашу с уважением, а это дорогого стоит.
Что их высчитывать, эти деньги? У деда было пять коров. У отца – пятьсот. Мои множатся в таком количестве, что, вероятно, скоро их будет несколько больше, чем километров от Москвы до имперскогоэмпория на Луне «Князь Гагарин». Ну так и что нам, солить купюры с профилями Николая III и Александра IV? Нуте-с, «Разве навеки мы строим домы? Разве навеки мы ставим печати»? А хороший, миленький, пусть и маленький музейчик, еще порадует людей, когда над моей последней недвижимостью воздвигнется каменный крест.
Так… Вот это, например, что? Это, к сожалению, солид Иоанна Цимисхия, ему Богородица царский венец на голову надевает. Хорошая вещь, но уже есть. Мимо.
А это анфасныйсолид Юстиниана I. Фантастически чистое золото, наше ювелирное золото тому, древнему, в подметки не годится. И… фантастически распространенный тип монеты. Ничего особенного. Не пригодится.
Та-ак… эта двоица – Константин VII Багрянородный и Роман II Лакапин, соправители. Есть, есть, и в лучшем состоянии. Не интересует. Да и головы у них какие-то неприятные… треугольные… Надо же было так изуродовать людей.
А вот вещь очень похожая на ту, которая мне нужна. Еще один семейный солид. Папа с немыслимой бородой водяного и выпученными глазами. Сын. Маленький. Но на слоненка не похож… И вообще всё это – плагиат. Император Констант II повторяет то, что уже когда-то делал Ираклий: чеканит рядом с собою отпрыска, будущего Константина IV. Неприятен мне Констант II: тяжелый был человек, скверно жил, скверно умер… Не хочу его к себе в музей.
О, вот и мой голубчик. Нашелся. Отлично. Замечательно! Великолепно. Сколько? И цена подходящая.
Что это тут такое… лежит рядом.
С недоверием беру за гурт и рассматриваю.
Темная медь – точно такая же, из которойочень долго, вплоть до Николая II в Империи чеканили монету. Тот же размер, что и у его монет… и, видимо, тот же вес.
