Милован не стал возражать, только прищурился.
— Я думал, вы отправитесь с первыми кораблями, — сказал он.
— У меня было много срочных дел, которые требовали моего внимания. Без них мое войско не было бы готово.
— Так значит, сильнейшая дивизия нашей армии, — протянул Милован.
— И добрая половина Княжеской дружины, — добавил Полад. — Вы-то зачем плывете с нами? Это для меня осталось неизвестным.
— Если князь захочет вас посвятить в причины, по которым я и мои люди составим вам компанию на Скалистых островах, он сделает это лично. Для меня это — приказ, который я по умолчанию не обсуждаю ни с кем, кроме государя.
— Вы верны службе. Как и все командующие дружиной до вас.
Милован снова посмотрел на Полада с холодком.
— Моя дочь так внезапно уехала в Лебединые Земли, даже не попрощалась со мной. Это меня обеспокоило, — сказал Полад, отвернувшись к стене, на которой висела карта Великой Земли. — Она редко куда выезжает. А если и собирается, то планирует заранее. За несколько недель до поездки.
— Сочувствую. Но как это относится к нашему заданию?
Полад покачал головой.
— Вы верны службе, — повторил он. — И совершенно озабочены ею. С вами нельзя толком поговорить.
— Я не озабочен службой. Просто не люблю впустую трепать языком. О детях, погоде, свежих сплетнях и прочей ерунде, которая всплывает обычно в бабских беседах, — Милован тряхнул головой.
— Как скажете. Но не думаю, что мы проведем с вами все время в дороге, не перекинувшись хоть одним словом о какой-нибудь «ерунде». Невозможно молчать вечно, — Полад обернулся и выдержал все-таки несколько секунд, глядя в черные глаза командира дружины.
В народе главнокомандующих называли воеводами. Полад Оскол был прославленным воином, отцом княгини и одним из тех, кто служил еще Мстиславу Гордому. Он уже не мог сражаться так, как в молодости, но день изо дня старался проявлять свои лидерские качества и отдавал все силы командованию. Полад не терпел таких, как Милован — амбициозных и высокомерных воинов, проявлявших неуважение к воеводе третьей дивизии. Некоторым даже хватало наглости напоминать ему про то, что скоро ему придется оставить службу из-за преклонных лет. Полад это ненавидел и грубо реагировал на реплики зазнавшихся.
Миловану он не грубил. Хоть они и были на равных, оба были незаменимы для князя, ссориться Поладу с командиром дружины не хотелось. Возможно, из-за того неприятного впечатления, которое производил самый близкий советник князя. Милован был ближе всех прочих к Твердолику, ближе дьяка, даже ближе Есении… А Поладу было не по себе даже стоять рядом со Свартрудом.
— У вас есть какие-нибудь вопросы о предстоящей операции? — спросил главнокомандующий Милована.
— Признаться, есть парочка, Полад. Думаю, сейчас можно их обсудить. Было бы прекрасно, если бы ваши люди чуть-чуть приглушили бы…
Командир дружины не успел договорить.
— Милован Свартруд.
Командир обернулся и увидел перед собой княжеского казначея.
— Алистер, — Милован приподнял брови. — Что вы здесь делаете?
— Прошу прощение за то, что отвлекаю вас от обсуждения подробностей сбора на Скалистые острова, но мне необходимо с вами поговорить, — сказал казначей, сцепив руки за спиной.
Милован отметил его потрепанный вид. Глаза Кувраты покраснели, рубаха, выглядывавшая из-под богатого кафтана, помялась местами, а на лице наметилась легкая щетина. Обычно казначей выглядел куда свежее и бодрее.
— Извольте, — ответил командир дружины.
— Наедине, — прибавил Алистер.
Милован поглядел на Полада.
— У вас, разумеется, есть тайны, которые вы можете скрывать от главнокомандующего Полада Оскола, — сказал командир, — но ко мне они не относятся.
— Боюсь, вы неправы, — казначей наклонил голову и посмотрел на воеводу. — Уж простите, Полад.
— Ничего страшного. Я могу отойти, — откликнулся Полад, намереваясь отойти на другой конец казармы.
С Алистером Кувратой ему хотелось иметь дело не сильнее, чем с Милованом.
— Я бы предпочел обсудить наш вопрос на свежем воздухе, — произнес Алистер.
— У меня нет на это времени, — скривил рот Милован. — Если вам так нужно, говорите здесь.
— Я вас оставлю, судари, — Полад поспешил удалиться.
Про себя он подумал, что князь собрал вокруг себя людей, вызывающих чрезвычайную неприязнь. Исключение составляли совсем немногие.
Когда Полад отошел достаточно далеко, Алистер приблизился к Миловану.
— Я думал, вы захотите хоть немного отдохнуть перед тем, как проведете многие недели среди этого гомона, — заметил он. — Право же, на улице куда спокойнее и легче.
— Этот гомон прекратится в скором времени. А выходить затем, чтобы вы мне забили голову какими-нибудь дурными помыслами, я не хочу.
— Дурными помыслами? Что вы хотите этим сказать?
— Давайте без далеких отступлений. Что за вопрос вы хотите обсудить со мной?
— Вы правы, я тоже думаю, этот шум может сохранить наш разговор в тайне, — Алистер обвел взглядом казарму.
— Я такого не говорил. Живее, Куврата. У меня мало времени.
— У вас его намного больше, чем потребует наш разговор.
Милован посмотрел на бритую голову казначея.
— Говорите уже.
— Как я знаю, князь доверил недавно вам одно дело, подробности которого утаил от всех, даже от Высшего Совета.
— О, и вы хотите узнать эти подробности? — скверно улыбнулся Милован. — Я считал вас умным человеком. Видимо, это не так.
— И почему же?
— Потому что вы ничего узнаете.
— Вы в этом уверены?
— У вас нет таких средств, которые помогут вам выведать княжеские тайны. Вы можете надавить на кого-угодно и подкупить кого-угодно, но не меня.
— К сожалению, это так. Поэтому князь выделяет вас среди прочих, — вздохнул Алистер и, разъединив руки из привычного положения, поправил нашивку с гербом на плаще у горла командующего.
Милован никак не прореагировал на эту вольность, лишь бесстрастно смотрел в глаза Куврате. Казначей все же избегал его взгляда.
— Вы суровый вояка. Князья таких любят. Еще любят стариков со светлыми умами и магов. К таким, как я, расположение монарха редко склоняется. Вы сказали, что у меня нет средств, чтобы разговорить вас. Откуда вы знаете?
— Иначе вы бы воспользовались ими, если бы нуждались в знании тех тайн, что скрывает князь.
— Одной тайны, — поправил Куврата и убрал руку, чувствуя, что командир дружины начинает злиться. — Другие меня не интересуют. Быть может, вы мне пока не нужны. Вы сами сказали, мне есть на кого надавить, чтобы получить желаемое.
