– Это касается твоей сестры. Твоей несчастной сестры.
У нее послание от душеприказчика старика, незначительного человека, оказавшегося в гуще великих событий. Он сообщает Уильяму Сесилу, что вдова Уэнтворт не может взять на себя заботу о Катерине с сыном, хоть и любит ее как родную дочь. Мистер Роук Грин осторожно намекает, что у него нет указаний по поводу того, куда направить Катерину и каковы пожелания королевы. Сам он тоже беден и не готов приютить такую важную особу. Будь жива его супруга, он бы предложил ей скромное пристанище, но никто не позволит Катерине жить там без хозяйки, к тому же дом мал и тесен, а сам мистер Грин небогат. Что интересно, это уже его третье письмо, и до сих пор никто не ответил ему, что делать дальше! Пригласить ли ее к себе, пока судьба Катерины решается великими мужами при дворе королевы, – ведь бедняжке некуда деваться? Он вовсе не проявляет сочувствие и не высказывает свое мнение за или против ее ареста, просто девушка молода и хрупка, красива и страшно исхудала, морит себя голодом и отчаялась когда-либо увидеться с мужем и вторым сыном. Она почти не встает с кровати, все время плачет. Позволяется ли мистеру Роуку Грину предоставить ей крышу над головой, пока мудрая королева не решит, как поступить с этой бедной ослабевшей леди? Катерина не может оставаться в своем нынешнем месте пребывания и умрет, если на нее и дальше не будут обращать внимания.
Я подаю письмо бабушке.
– Ей некуда идти, – решительно говорю я.
Лицо Кэтрин светится.
– Если верить его словам, да.
– Так почему же у вас довольный вид?
– Потому что я считаю, что это наш шанс освободить ее.
Сердце вдруг начинает бешено стучать.
– Думаете, вам позволят? Вы пригласите ее сюда?
– Почему нет? Нас же предупредили, что Катерине некуда деваться.
* * *
Бабушка пишет королеве, пишет Уильяму Сесилу и Роберту Дадли. Двор сейчас в Виндзорском замке. Погода такая хорошая, что возвращение в Лондон откладывается: никто не хочет снова ломать голову над хлопотливым вопросом – как поддержать шотландскую королеву (кузину! монарха!), не вступив в конфликт с лордами Шотландии, нашими единоверцами. Елизавета не знает, что делать, и предпочтет избегать проблему, оставаясь в Виндзоре и флиртуя с Робертом Дадли. Кэтрин вынуждена обращаться ко двору, не желающему продираться сквозь трудности, так что она предлагает им простое решение: пусть Катерина приезжает к бабушке вместе со своим сыном. Пусть Неда отпустят под опеку матери в Ханворт, а Томаса Киза отправят к его родным в Кент. Мы обязуемся не причинять беспокойств, не слать писем, не общаться с могущественными людьми и объединениями, но мы должны жить как частные лица и получить свободу, ведь мы не совершили никаких преступлений.
Бабушка отправляет послания: Уильяму Сесилу в его новый любимый дом, Берли-хаус, Роберту Дадли, кружащему Елизавету в танце в Виндзоре, и самой отдыхающей королеве, после чего мы с надеждой ждем ответа.
* * *
Уильям Сесил откликается быстро. Видимо, двое тайных любовников – Дадли и Елизавета – доверили написание ответа ему. Они не хотят, чтобы кто-то тревожил их счастье, их свободу среди убранных золотистых полей Англии. Погода прекрасная, охота идет хорошо, и они не желают заниматься государственными делами. Елизавета отмечает еще один год удержания Дадли в рабстве. Знаю, Роберт Дадли выступит за освобождение Катерины, но лишь когда поймет, что его слова не приведут к беде. Он не позволит нарушить благополучие королевы, пока та счастлива рядом с ним.
Уильям Сесил своей рукой пишет, что Катерина пока не может приехать к нам. Он подчеркивает слово «пока». На этот сезон ее разместят у хорошего верного человека сэра Оуэна Хоптона в Кокфилд-холле в Саффолке.
– Боже, это еще кто такой? – возмущается бабушка. – Где они находят этих ничтожных людишек?
– «В Кокфилд-холле в Саффолке», – читаю я, заглядывая в письмо через ее плечо. – Посмотрите сюда…
Показываю на короткий отрывок: «Ее Величество настаивает, чтобы леди Катерину и ее сына держали в полной изоляции. Никаких писем, подарков, посетителей и агентов от иностранных государств».
– И что же ей там делать? – спрашивает бабушка. – Разве они не знает, что Катерина уже в такой печали, что едва разговаривает? Она почти заморила себя голодом, редко встает с постели и все время плачет – неужели они не знают?
Я сглатываю приступ скорби при мысли о сестре, которая снова одинока и далеко от меня.
– Вы им сказали?
– Конечно, сказала. К тому же Сесил и сам все знает.
– Чего от нас хочет королева? Хочет, чтобы мы скончались в заточении и одиночестве в каком-нибудь отдаленном месте, где наша смерть от горя не вызовет недовольства?
Бабушка не отвечает. Смотрит на меня безучастно, будто ей нечего сказать. В пылу я высказала всю правду, и Кэтрин не в силах ее отрицать.
* * *
Двор возвращается в Хэмптон-Корт, однако мою бабушку не вызывают.
– Я не хочу, чтобы из-за меня на вас пала немилость королевы. Вам надо думать о своих детях, о Перегрине и Сьюзан, вы должны защищать их. Нельзя, чтобы и ваш дом затронуло неодобрение, преследующее всех кузин Елизаветы.
Склонив голову набок, Кэтрин усмехается.
– Знаешь, в моей жизни бывали моменты и похуже, – говорит она. – Я служила королеве, от которой Елизавета переняла всю свою ученость, предмет ее великой гордости. Служила королеве, которая показывала Елизавете, как нужно править. Служила королеве, которая составила молитвенник и научила Елизавету – а также твою сестру Джейн – богословию. Служила, когда ее обвинили в ереси и предательстве. Я никогда не забуду Екатерину Парр, и Елизавета меня не напугает.
– А я боюсь ее. – Признавшись, чувствую странное облегчение от духа противоречия, что пронизывал всю мою жизнь с того самого момента, как меня впервые использовали ради союзников семьи, отдали для брака с Артуром Греем, слишком маленькую для того, чтобы дать согласие. – Не стану притворяться храброй. Я боюсь ее. Думаю, она уничтожит меня. Или уже уничтожила. Елизавета всегда желала смерти мне и Катерине.
Моя внушающая уважение бабушка отвечает широкой улыбкой.
– Выживай, – напоминает она. – Выживай и надейся на лучшее.
* * *
Настали не лучшие времена для наших единоверцев во Франции. Под давлением своей семьи Гизов король подвергает гонениям людей нашей религии, а они организуют религиозное восстание. Конечно, Англия как главная протестантская держава должна отправить гугенотам оружие и деньги вместе с армией для свержения правителей-католиков. Однако Елизавета, как всегда, любое дело завершает только наполовину. Она знает, что обязана предотвратить убийство единоверцев французскими католиками, но протестанты Шотландии свергли ее кузину, французскую королеву Гиз, и Елизавета не потерпит угроз своей власти. Знает, что должна быть врагом Папы, который, как говорят, подвергнет ее анафеме, то есть объявит человеком презренным, которого можно законно убить. При этом Джон Нокс, протестантский лидер в Шотландии, называет ее и Марию «чудовищным женским режимом», неспособным править, и призывает всех здравомыслящих мужчин восстать против них. Подобное неуважение так задевает королеву, так сбивает с толку, что она испытывает к Джону Ноксу еще большую ненависть, чем к Папе, и считает, что должна объединить женские силы с Марией и выступить против него.
