– Елизавета без него будет просто беспомощна, – говорю я Марии, читая ей эту новость.
Мы вдвоем сидели в комнатах матери, а ледяной дождь стучал в окна.
– Рискну предположить, что она может потерять корону, если французы все-таки выступят на нее.
– А они уже точно собираются напасть, да? Если она объявит им войну в Шотландии? Они ведь могут пересечь проливы и моря на юге и напасть со стороны Шотландии одновременно.
Я киваю, с трудом всматриваясь в торопливый почерк Джейни.
– Да к тому же у нее и армии-то нет, – говорю я. – Как нет и денег, на которые она могла бы ее собрать и вооружить. Только бы она не отправляла Неда в Эдинбург! – восклицаю я. – Посмотри, тут написано «Хартфорд»?
– Нет, – отвечает Мария. – Тут написано «Говард». Она пишет, что Елизавета отправляет своего кузена Томаса Говарда в Эдинбург. Неду ничего не угрожает.
Я складываю ладони на груди, словно в молитве.
– Господи, если бы я только могла вернуться ко двору и снова оказаться рядом с ним! Если бы я могла хотя бы увидеть его!
– Если французы нападут, то они сделают это, чтобы посадить на трон Марию, королеву Шотландии, а не тебя, – резюмирует Мария.
– Да не нужен мне этот трон! – с раздражением выкрикиваю я. – Почему мне никто не верит! Мне нужен только Нед!
Дворец Уайтхолл, Лондон.
Весна 1560 года
Я говорю, что мне трон не нужен, но ничего не могу поделать с внезапно вспыхнувшим во мне честолюбием, когда возвращаюсь в Уайтхолл. Меня внезапно принимают как почтенную даму и оказывают мне всяческие почести, как и следовало с самого начала.
Старшему советнику королевы, Уильяму Сесилу, удалось одержать верх в вопросе о поддержке шотландских протестантов, и он вернулся на свое место при дворе, продолжая настаивать на том, чтобы английская армия выступила в Шотландию. Он активно требовал отстаивать права протестантов, прекрасно отдавая себе отчет в том, что я тоже протестантка и наследница короны.
Он всегда раскланивается со мной и заводит краткую беседу, словно бы я внезапно стала ему интересна. Можно было подумать, что он внезапно представил себе двор без Елизаветы, в котором он мог бы быть моим советником.
Неожиданно для себя я стала фавориткой всего двора: любимая принцесса королевской крови, а не нищая приживалка, как раньше. У меня возникает странное ощущение, что я попала в знакомое мне место, но там внезапно все стало иначе.
Моя кузина, Маргарита Дуглас, нанесла смертельное оскорбление. Слуга ее мужа, Мэтью Стюарт, был схвачен в тот момент, когда напоминал французскому послу о том, что Маргарита – родственница королевы Франции Марии, а ее муж, граф Леннокс, – наследник трона Шотландии. Это очевидные факты, но Маргариту могли предупредить о том, что о подобных речах немедленно донесут королеве, которая непременно испугается и придет от них в ярость. Маргарите следовало бы сыграть на своих самых сильных сторонах: она была чрезвычайно проста в общении и в преклонных годах, и, возможно, Елизавета простила бы ей наличие королевской крови.
В общем, двор с изумлением наблюдает за тем, как Уильям Сесил получает распоряжение исследовать старинные документы, сложенные в архиве, и найти в них доказательства того, что Маргарита Дуглас, дочь сестры Генриха VIII, королевы Шотландии, по факту является незаконнорожденной. И тогда ни она, ни ее красавчик сын, Генри Стюарт, не имеют прав на корону Англии. Можно подумать, что ее репутация может быть хуже, чем репутация самой Елизаветы, мать которой обезглавили за прелюбодейство с пятью известными любовниками!
Я благодарю Всевышнего за то, что никто не может подвергнуть сомнению законность моего рождения. Я прямой потомок любимой сестры Генриха VIII, королевы Марии, которая вышла замуж за его лучшего друга Чарльза Брэндона, и теперь, когда я оказалась в королевском фаворе, все внезапно заметили мое сходство с моей бабкой. Люди стали говорить друг другу, что я дивно хороша, как и подобает принцессе рода Тюдор.
Роберт Дадли, которому удалось открыто перекочевать из приемных покоев в королевскую спальню и получить звание ближайшего друга королевы, ведет себя со мной учтиво, словно он и сам член королевского семейства. У наших семей достаточно долгая совместная история: он был деверем моей сестры, Джейн, и теперь он оказывается внезапно рад вспомнить об этом.
Неожиданно двор, в котором меня окружали одни незнакомцы или люди, отказывавшиеся признать знакомство со мной, оказался наполнен моими друзьями. Я уже была близка к тому, чтобы поверить, что меня все искренне любят, а некоторые даже обожают, и я уже даже начала говорить «моя кузина королева», как некогда это делала моя мать. Глядя на это, Мария тихонько смеется, прикрывая рот ладошкой.
Однако ни мое триумфальное возвращение ко двору, ни появление множества друзей, ни милости королевы не могут скрасить мою тоску по Неду. Молодой мужчина, который сам, по собственной воле, сблизился со мной и сделал меня своей любовницей, просил благословения своей матери и разрешения на брак у моей, теперь проходит мимо меня, как будто меня нет, а когда мы случайно сталкиваемся, то просто вежливо кланяется, словно нас связывают только общие правила этикета поведения с незнакомцами.
Первый раз, когда его холодный взгляд лишь вскользь касается меня, чтобы тут же перенестись на другой объект, мне кажется, что я вот-вот упаду в обморок от боли. И только Мария, оказавшаяся рядом со мной, моя кроха Мария, помогает мне удержаться.
Она так сильно щиплет меня за руку, что на этом месте остается синяк.
– Плечи расправлены, подбородок выше, – тихо говорит она мне.
Я с изумлением смотрю на нее, а она улыбается мне самой лучезарной улыбкой и продолжает:
– Ноги тверже. Держись. – И я сразу вспомнила отца, который учил нас держаться в седле.
Эти воспоминания помогают мне прийти в себя, и я с большим трудом иду вперед, держа руку на плече моей сестры. Вместе направляемся в часовню, и Мария поддерживает меня так, словно я была нездорова. А когда я опускаюсь на колени рядом с королевой, все мои молитвы устремляются к Всевышнему, чтобы он освободил меня от этой боли.
Мне горько осознавать, что Нед отказался от меня, чтобы не вызвать неудовольствия королевы, которая никогда не откажется от собственных удовольствий. Елизавета позволяет себе радоваться обществу любовника, а мне нельзя даже заговорить с мужчиной, которого я люблю. Я наблюдаю за тем, как она подзывает Роберта Дадли, чтобы он спустил ее с седла или протанцевал с ней весь вечер напролет, как она кладет голову ему на плечо, как манит его за собой в королевскую опочивальню, где их никто не смеет беспокоить. Я ненавижу эту женщину за ее эгоизм, за то, что она заботится только о своих радостях и совершенно не думает обо мне. Я виню ее в том, что потеряла мужчину, которого любила всем сердцем и что теперь мне грозит участь старой девы до самого смертного одра, в то время, как виновница всех моих бед бесстыже предается публичной интрижке.
