– Должна, – осторожно повторяю я. – А если она не обрадуется?
– Ой, и что она сделает? – бесстрашно спрашивает Джейни. – На время отстранит от двора? Тебе все равно надо будет уехать на время родов, и, если она прогонит тебя, сможешь отправиться в Ханворт, и мы с Недом явимся туда.
– Вдруг она будет в ярости…
– С чего бы? Мы всего лишь поженились без ее разрешения, – говорит Нед. – Это не запрещено с тех пор, как королева Мария аннулировала соответствующий закон. И она обязательно дала бы разрешение, если бы мы попросили. У Елизаветы не было повода отказать нам, так что и теперь она не должна злиться. Нас будут порицать за спешку, но в любви мы честны. Родители дали согласие! Почему бы ей возражать?
Ко мне возвращается смелость.
– Сообщим ей позже, – соглашаюсь я и после некоторой паузы добавляю: – Так когда именно?
– Надо подобрать момент. Давай сохраним все в тайне до окончания Великого поста, – предлагает Нед. – Может, на Пасху, когда двор придет в оживление, – музыка, танцы, театр масок. Елизавета любит маскарад и танцы. Скажем ей, пока она будет веселиться.
– Это хорошая идея, – говорит Джейни, немного кашляя. – На пасхальной неделе.
Не будь я так поглощена наблюдением за Недом, а именно попытками увидеть за наигранной радостью истинные чувства, что он испытал, услышав новость о ребенке, понять, страшно ему или нет, то я бы заметила, что Джейни выглядит бледнее обычного. Она откашливается в рукав, и на ткани остаются красные брызги крови.
– Джейни! – с тревогой восклицаю я.
– Ничего страшного, – успокаивает она. – Просто болячка на губе.
Назавтра Джейни слегла в постель, так что мы с Недом встречаемся в ее комнате без лишнего притворства. Каждый день мы заходим к ней после часовни, и сейчас я наконец понимаю, что она больна, что ее яркий румянец и оживленность были симптомами лихорадки.
Врачи говорят, что она поправится с приходом хорошей погоды, но я не возьму в толк, почему они так полны надежд, ведь солнце встает все раньше, птицы начинают петь, а Джейни не становится лучше. Как-то утром я иду в ее комнату сразу после службы, однако дверь закрыта, снаружи сидит ее фрейлина с красными глазами.
– Она спит? – интересуюсь я. – В чем дело?
Миссис Трифт качает головой, ее глаза наполнены слезами.
– Ох, миледи!
– Джейни! Она что, спит?
Фрейлина шумно сглатывает.
– Нет, миледи. Ночью ее не стало. Я послала за врачами и ее братом, он должен сообщить королеве.
Я не понимаю. Не смогу понять.
– Что вы имеете в виду?
– Ее не стало, миледи. Она умерла.
Я хватаюсь за холодную каменную раму двери.
– Но она не могла умереть. Я видела ее вчера после ужина и ушла, когда Джейни собиралась спать. Да, ее бросало в жар, с ней такое все время, но она от этого не умирает.
Женщина качает головой.
– Увы, бедняжка скончалась.
– Ей всего девятнадцать! – восклицаю я, как будто юный возраст означает, что она не может умереть. Уж мне ли не знать: моей родной сестры не стало в шестнадцать, а нашего кузена-короля в пятнадцать – он был болен, как и Джейни.
Миссис Трифт и я беспомощно смотрим друг на друга, отказываясь поверить в то, что Джейни больше нет.
– Что же мне делать без нее? – жалобно спрашиваю я, будто потерявшийся ребенок. – Как я пройду через все это одна?
– Что вы имеете в виду, миледи? – Она смотрит на меня с тревогой.
Я прислоняюсь лбом к резной деревянной двери, словно надеясь воскресить Джейни, раз она мне так нужна. Я потеряла сестру, потеряла отца, осталась без матери и вот теперь без лучшей подруги.
– Ничего, – шепчу в ответ. – Ничего.
* * *
Нед убит горем из-за смерти сестры. Она была его главным советником и самой восхищенной поклонницей. Она первой слушала его стихи, а потом сама читала их ему, предлагая изменить некоторые слова. Она сказала Неду, что я люблю его, еще до того, как узнала об этом от меня. Она была его другом, его доверенным лицом – и моим тоже.
– Это Джейни нашла священника! – вспоминает Нед.
– Это она вселяла в меня храбрость, – подхватываю я.
– Благодаря ей мы поняли, что наша любовь не знает страха.
– Не представляю, что буду делать без Джейни, – говорю я, думая о дворе, полном врагов и притворных друзей с двуликой Елизаветой, самой главной притворщицей, во главе.
– Уильям Сесил предлагает мне ехать во Францию, – замечает Нед, – чтобы присутствовать на коронации нового короля. Это большая честь, но я не хочу сейчас уезжать.
– Не бросай меня! – тут же восклицаю я. – Любимый, ты не можешь меня оставить! Как я буду здесь без вас обоих?
– Джейни советовала поехать. По ее словам, расположение Сесила дорогого стоит. Его дружба поможет нам, Катерина. Он сообщит королеве о нашем браке.
– Да, наверное, – неуверенно соглашаюсь я. – Но сейчас я об этом и думать не могу. Не могу мыслить, как придворный подхалим, когда Джейни только что не стало!
– Надо распорядиться насчет ее погребения, – с грустью говорит Нед. – Уже отправил известие матери и еще раз поговорю с братом. Уильяму Сесилу отвечу, что поеду, если получится, а пока я не уверен.
– Я приду на похороны, – решаю я. – Все знают, что я любила ее, как сестру.
– Ты была ей настоящей сестрой. И она была так счастлива, что вы породнились благодаря нашему браку.
* * *
Устроили пышные похороны. Елизавета заставляет весь двор погрузиться в траур по Джейни, признавая таким образом, уже посмертно, их родство через короля Эдуарда, которым в жизни она по большей части пренебрегала. С горечью я думаю о том, что Елизавете не нужны кузины, не нужны наследники – она хочет, чтобы все родные умерли, как и ее мать. Однако роскошные похороны она любит и хоронит родственницу с невиданными при жизни почестями.
Мать Неда приезжает на погребение дочери, однако своего второго супруга низкого происхождения оставляет дома. Мне вдруг приходит мысль, что я могу поговорить с ней, с этой женщиной, выходившей замуж по любви, без разрешения, прямо как я. Но в своем горе она крайне сурова. Не заливается слезами, не обращается ко мне, как к невестке, которую она могла бы иметь, даже с сыновьями не разговаривает. Просто занимает свое место в процессии, совершает траурные действия с таким видом, будто хочет оказаться в любом другом месте, только не здесь, и в спешке покидает двор.
У Неда нет времени ни на что, кроме планирования похорон, заказа коляски для гроба, репетиции хора в Вестминстерском аббатстве. За гробом следуют почти три сотни скорбящих, включая меня, и во мраке величественной церкви я замечаю, что бледное напряженное лицо Неда полнится горем. Он смотрит на меня, будто почувствовав мой любящий взгляд, и улыбается, печально и едва заметно. Затем хор начинает петь выбранный им псалом, и Джейни находит вечный покой в семейном склепе, который находится рядом с нашим. Меня утешает то, что она лежит рядом с моей матерью, хотя тут же в голове всплывает мысль о моей сестре Джейн, похороненной частями в часовне при Тауэре.
