Королевская поездка. Дорога на Уонстед.
Лето 1561 года
Мы уезжаем из Лондона и в первую ночь останавливаемся во дворце Уонстед, где нас встречает гордый хозяин, лорд Ричард Рич, так спешно бросивший Джейн. Роберт Дадли показывает, чтобы тот отошел в сторону, снимает королеву с ее лошади и переносит через порог, словно это его дом, а Елизавета – невеста. Королева смеется от радости, Ричард Рич выдавливает тонкую улыбку.
Слуги распаковали наши вещи и драгоценности, но в Уонстеде все такое прекрасное, что мы будем пользоваться их бельем, а также золотыми и серебряными тарелками. Елизавета осматривает богатые парковые насаждения вокруг величественного дома таким взглядом, что становится ясно – завтра двор поедет на охоту. Мне придется найти отговорку, потому что после дороги в десять миль до Уонстеда я почувствовала мучительную боль – едва могу ровно стоять, когда мне помогают слезть с лошади. Нестись галопом за гончими я точно не сумею.
– Вам письмо. – Один из слуг Рича в ливрее кланяется и подает мне конверт с моим именем.
– Письмо?
Я не сразу беру его – сначала просто смотрю с растущей внутри надеждой, а затем медленно и удивленно протягиваю руку. Кажется, что кто-то принес мне ключ от тюрьмы беспокойства.
Наконец-то Нед написал мне, наконец-то. Возможно, он отправил это послание с побережья и уже вернулся в Англию – тогда сейчас он едет на север, чтобы найти меня. Я так рада его письму, что забываю о возмущении по поводу долгого молчания. Это не важно. Совсем не важно. Если Нед вернется ко мне, я разорву помолвку с Генри Гербертом и мы во всем признаемся королеве. Все будет хорошо. Как сказала малютка Мария, невероятно мудрая для своих лет, чего еще мне хотеть, кроме дома и супруга?
Но тут я замечаю, что это не почерк Неда и не его печать. Все надежды рушатся. Я покидаю людный конный двор, откуда конюхи выводят лошадей на изобильные луга, и ступаю в сад. На каменной скамье в тени деревьев я смогу дать отдых моей разболевшейся спине и прочитать письмо.
Прислал его Генри Герберт, и оно отвратительно.
«До сих пор я вел жизнь, полную добродетели, и не намерен, теряя достоинство, провести остаток жизни со шлюхой, имя которой на устах почти каждого мужчины…»
Лист бумаги едва не выскальзывает у меня из рук. Я готова упасть в обморок, я задыхаюсь от ужаса. Читаю письмо еще раз. Он называет меня шлюхой, говорит, что меня обсуждают все мужчины. Сердце бешено стучит, а ребенок, наоборот, угомонился, как будто оскорбления в адрес матери его ошеломили.
– Нед, – печально шепчу я.
Поверить не могу, что он не вмешается и позволит такому кошмару случиться со мной. Поверить не могу, что наша любовная связь окончится катастрофой: внутри меня растет ребенок, Генри Герберт – не кто-нибудь, а Генри Герберт! – обвиняет меня в развратном поведении.
«Вы пытались завлечь меня греховным искушением, замаскированным под льстивую дружбу, однако (слава Господу) я так чист, что вы хитростью лишь выманили у меня несколько памятных подарков, скрывая и свою, и его мерзость».
Он знает, что я беременна. Неда не упоминает, но быстро найдутся те, кто запятнает его доброе имя вместе с моим. Нужно вернуть Герберту его подарки, умоляя держать все в тайне. Он в ярости из-за моей попытки обмануть его, и, честно говоря, я не стану заявлять, что он не прав, а я совсем невинна. Не могу винить его за негодование. Я собиралась выйти за Герберта и за его именем скрыть свой страшный позор. И, конечно, в глубине души я понимала, что это не сработает. Возможно, я родила бы еще до того, как мы пошли бы к алтарю. После свадьбы пришлось бы сразу все рассказать, и тогда Герберт злился бы не меньше.
Однако я уже стала бы его женой, а ребенок носил бы его имя, и я получила бы хоть и временное, но пристанище. Что еще мне было делать? Я думала, что быть замужней на момент родов – это спасение. У ребенка появилось бы имя, у меня – супруг. Теперь меня ждет позор при рождении малыша, а юноша, которого я хотела заполучить в мужья и при этом обмануть, называет меня шлюхой.
Опускаю голову на ладони и плачу, уткнувшись в его жестокое письмо. Я правда не знаю, что мне делать. Не представляю, как мне сейчас поступить. Ребенок вдруг переворачивается и начинает сильно давить на живот, поэтому нужно поспешить в уборную и пописать. Боже, какое мучение. Худшего и придумать нельзя, но именно это со мной и происходит. Я была так счастлива в качестве жены Неда и подруги Джейни, королевской наследницы и сестры святой, а теперь я низко пала. Совсем низко. Так низко, что сомневаюсь, смогу ли я снова встать с колен.
* * *
Фрейлин из покоев Елизаветы легко убедить в том, что мне нездоровится. Утомленное выражение лишает мое лицо девичей миловидности, ночами не сплю, потому что малыш начинает толкаться, едва я ложусь в кровать. Под глазами залегли темные круги, чудесную кремовую кожу портит россыпь прыщей. Со стороны может показаться, что это дизентерия. Я опухла, словно от водянки, постоянно болят спина и промежность. И каждый день, прислуживая королеве, я вынуждена стоять и стоять, пока она сидит, прохаживается или танцует. Мне приходится делать реверанс с прямой спиной и улыбаться. Это похоже на длительную пытку самым жутким приспособлением в Тауэре – лучше бы уж признаться во всем и получить наказание, чем врать и терпеть бесконечную боль. Подними они меня на дыбу, и то не было бы так плохо.
* * *
Поездка продолжается, мы движемся от одного чудесного дома и гостеприимного хозяина к другому; Елизавета крайне счастлива – Роберт Дадли все время рядом, они танцуют вечерами напролет и спят в соседних комнатах. Они напоминают юную влюбленную пару: флиртуют и смеются, играют в азартные игры и вместе катаются на лошадях. Они счастливы, как когда-то были я и Нед, пока Елизавета не отправила его за границу, приговорив меня к одиночеству и позору.
Я пишу одной из горничных, оставшихся в Вестминстере, с просьбой залезть в мой сундук в хранилище с драгоценностями, достать коробку с моими украшениями и отправить мне все то, что я получила в подарок от Генри Герберта. Надо вернуть ему дурацкий портрет и медальон с локоном волос. Деньги я потратила, так что их возместить не получится.
Дворец Пирго, Эссекс.
Лето 1561 года
От горничной ни слова – боюсь, она не получила мое письмо или не может найти вещи, а может, случилась еще какая путаница. Еще до того, как я пишу следующее письмо, в котором прошу поторопиться и делать как велено, двор прибывает в новый дом моего дяди Джона Грея в Пирго. Он трогательно гордится величественным дворцом, дарованным ему королевой. Желая разделить и со мной ее расположение, Грей назначает меня на важные роли в развлечениях Елизаветы, хочет, чтобы я руководила танцами, и не понимает, почему я ускользаю от ее внимания.
– И выглядеть ты стала хуже, – недовольно замечает он. – В чем дело, девочка моя? Ты располнела. Нельзя переедать, пока тебя не назовут королевской наследницей и не утвердят в парламенте. Королева не терпит обжор. Нам всем нужна симпатичная наследница, которая сможет родить детей. А ты выглядишь утомленной.
