Да, он еще и читает курсы студентам. Богач и профессор кислых щей (полное непонимание, иной мир).
О ком это они? О ее муже, должно быть. Фло, когда говорит о Филиппе, бывает до ужаса откровенна (а он не мог быть на этой вечеринке – он и никогда на них не бывал).
[…] сердце или мозг – когда проецируемый мною луч достигает Рейлева острова
[54] или Дантова озера […]
[55]
[Манускрипт] Вайльда
Не верю, что спинной мозг является единственным или даже главным проводником сумасбродных сообщений, получаемых моим головным мозгом. Нужно побольше об этом разузнать – о странном моем ощущении, будто существует какой-то тайный, что ли, ход, по которому моя воля передает команды туда-сюда, и даже не по нервным путям собственно, а по их теням.
[…] Фотограф разставлял [свою аппаратуру]
Я всегда знаю, что она мне изменяет с новым любовником, если она посещает мою хладную спальню чаще чем раз в месяц (среднее число этих посещений после того, как мне минуло шестьдесят лет).
[I]
Он мог совокупляться с ней одним-единственным способом, в самой [] позиции сопряжения: он лежа на подушках, она сидя к нему спиной в fauteuil
[56] его плоти. Вся эта процедура – несколько подскоков на очень небольших ухабах – не значили для нее ровным счетом ничего. Она смотрела на заснеженный пейзаж, изображенный на изножье кровати – [] на шторы; а он держал ее перед собой как дитя, которое добрый незнакомец скатывает на санках вниз по короткому склону,
[II]
он видел ее лировидную [] спину, ее бедра промеж его рук.
Как жабы или черепахи, они не видели лица друг друга.
Записки Вайльда
В половом отношении для меня, в сущности, все кончено, и однако…
Я снова увидел тебя, Аврора Ли
[57], мальчиком я млел по тебе на гимназических балах с безнадежным желанием – а залучил только теперь, через пятьдесят лет, на террасе своего сновидения. В сущности, твои крашеные, чуть надутые губы и холодный взор очень походили на оффициальные губы и глаза Флоры, моей безпутной жены, а твое легкое платьице черного шелка могло быть из ее недавнего гардероба. Ты отвернулась, но убежать не могла, окруженная тесно стоящими колоннами лунного света, и я поднял подол твоего платья – чего никогда в прошлом не делал – и гладил, мял, легонько пощипывал твои бледные выпуклые ягодицы, а ты стояла совершенно неподвижно, словно обдумывая новые возможности власти и сласти и внутреннего убранства комнат. Когда твой сдержанный экстаз достиг высшей точки, я просунул сзади горстью сложенную руку меж твоих уступчивых лядвий и осязал взмокшие складки удлиненной мошонки и затем, еще дальше, поникший короткий фалл. Будучи специалистом в области сновидений, хочу прибавить, что мы тут имеем дело не со своеполыми явлениями, а с превосходным примером крайнего случая гинандрии. Юная Аврора Ли (в семнадцать лет ее зарубил топором и расчленил очкасто-бородатый полоумный любовник) и старый Вайльд, наполовину импотент, на миг слились в одно существо. Но совершенно независимо от всего этого, в более мерзком и лакомом смысле, ее задок, гладкий, облитый лунным светом, – реплика прелестей ее близнеца брата (с которыми довольно грубо обошлись в последнюю мою ночь в нашем лицее) – оказался вправленным в медальон каждого из последующих дней.
Сила воли, абсолютное владение собой
Электроэнцефалограммы гипнотического «сна» выходят почти такими же, что и в состоянии бодрствования, но они совсем другие во время обычного сна; однако же некоторые мелкие подробности на схематическом изображении транса представляют чрезвычайный интерес и резко отличают его как от сна, так и от бодрствования.
Само-уничтожение, само-истребление, -тель.
С уничтожением грудной клетки, я уничтожил и [], и []
и люди в театрах, которые продолжают смеяться, когда сцены или экрана уже не видно, и [] и [] на кладбище асимметрического сердца
Само-внушение, само-внушитель, са-мо-внушительный
Процесс самораспада, производимый усилием воли. Упоение, граничащее с восторгом почти невыносимым, вызывается сознанием того, что воля направлена на решение новой для себя задачи: разрушительное действие парадоксальным образом усваивает себе некое созидательное начало в совершенно новом применении совершенно свободной воли. Учиться пользоваться энергией тела для того, чтобы привести его к саморазложению. Принцип жизнеспособности поставлен тут с ног на голову.
Филипп Вайльд просидел почти всю вторую половину дня в тени марброзы
[58] (которую он, не приглядевшись, принял за роскошную тропическую разновидность березы), потягивая чай с лимоном и делая зачаточные заметки миниатюрным карандашиком, прикрепленным к миниатюрной же записной книжке, которая, казалось, плавилась в его широкой влажной ладони, где она время от времени раскрывалась крестообразно. Он сидел, широко разставив ноги, чтобы дать место громадному животу, и то и дело проверял, вернее, делал по ходу мысли полужест, чтобы проверить, все ли пуговицы застегнуты на переднем клапане его старомодных белых панталон. То и дело предпринимались заново розыски карандашной точилки, которую он всякий раз после употребления по разсеянности совал в другой карман. Впрочем же, в промежутках этих незначительных телодвижений он сидел совершенно недвижно, как погруженный в созерцание истукан. Флора часто при том присутствовала: валялась в шезлонге, время от времени передвигая его в поисках тени еще более густой, чем та, что осеняла ее мужа, как бы описывая круги около него и постепенно окаймляя его стул брошенными наземь журналами. Потребность выставлять напоказ как можно больше голого тела (в границах, дозволенных модой) сочеталась в ее на удивление малоумной голове с диким страхом осквернить матовую свою кожу малейшим прикосновением загара.
Всем противозачаточным предосторожностям, более того – самым безопасным и проникновенным любовным пароксизмам я весьма предпочитал – можно сказать, в высшей степени предпочитал – кончить дело по своему усмотрению об нежнейшую внутреннюю сторону ее стегна. Это пристрастие, быть может, было следствием незабываемых шалостей с однокашниками иных – хотя с эротической точки зрения тех же самых – полов.