Первым делом Сорокин заглянул в офис продюсера к Славику, похвалил его за удачное сочетание новой сорочки с костюмом и попросил бутылку виски. Любому другому ассистент продюсера отказал бы, но звездам приходится потакать.
Славик нехотя выдал бутылку и предупредил:
— Вадик, только не напивайся, сегодня будут пробы.
— У меня?
— Актрис посмотрят вместо Рудаковой.
— Обязательно напоминать о ней?
Актер сделал обиженное лицо и вышел, думая, не хлопнуть ли дверью. Но в последний момент, наоборот, оттолкнул ее и оставил распахнутой, представив, как камера цепляет через проем его удаляющуюся гордую спину.
Направился в реквизиторскую. Там сидел сотрудник со знакомым лицом, имени которого он, конечно, не помнил, но это и не требовалось. Главное, что все знали его и стремились угодить звезде.
Вадим не стал ходить вокруг да около и сразу выставил на стол бутылку хорошего виски. Реквизитор немного опешил: кто он, и кто Сорокин, — метнулся к стеллажам и достал из необъятных запасов два фирменных стаканчика с толстым дном.
Актер продемонстрировал самую обаятельную улыбку из набора своих возможностей и вручил бутылку реквизитору:
— Ты не понял, друг. Это тебе. — Он выдержал паузу и объяснил: — Одолжи на недельку пистолет из реквизита.
— Перед девчонками покрасоваться? — усмехнулся тот. — К тебе и так бабы липнут.
— Соседа пугнуть. Его дочка ко мне в постель напросилась, а я, по мнению папаши, виноват.
— Все неприятности из-за баб, — понимающе покачал головой работник.
— Как же ты прав, — вздохнул Сорокин, по-приятельски похлопал реквизитора по плечу и чуть подтолкнул в сторону хранилища. — Мне шумовой «макаров» подойдет.
Вышел он с приятной тяжестью под мышкой. В наплечной кобуре покоился пистолет, внешне почти не отличимый от настоящего. Пистолет был заряжен капсюлями и звучал устрашающе.
Уединившись в гримерной, Сорокин встал перед зеркалом, расставив ноги, и начал тренироваться, выбрасывая руку с оружием вперед и делая угрожающее лицо. Получалось убедительно: ему доводилось играть крутого полицейского.
Жизнь — та же игра, но без дублей. Он профессионал, справится. Ну, держись, Memento Mori.
21
Алене предстояли важные пробы. Ее прокатили мимо главной роли, но роль второго плана лучше эпизодической, и она должна ухватиться за выпавший шанс.
Ланская сидела в гримерной перед зеркалом во вращающемся кресле. Вокруг нее суетилась Ирина Юшкевич. На узком столике под зеркалом располагались краски, кисти, кремы, пудра, специальный клей, бигуди, щипцы, шпильки, расчески, лак, мусс и гель для волос. В нужный момент любая вещь волшебным образом оказывалась в руке гримерши.
— Алена, у тебя шикарные волосы, приятно работать. Сейчас уложим их, как в девятнадцатом веке, — нахваливала актрису художник по гриму. — А я уже сто лет со стрижкой.
— Вам идет, — из вежливости откликнулась актриса.
— А тебе везет. Рудаковой не стало, и ты первая претендентка на ее роль.
— Она лицо испортила, ее бы все равно задвинули.
— Не скажи, грим великое дело. — Юшкевич увидела в зеркале, как напряглось лицо Ланской, и улыбнулась: — Да успокойся, тебя никто не обвиняет в ее смерти. Все знают, что твоя палочка-выручалочка Чантурия-младший. Слышала про ограбление его квартиры?
— Эта семейка не обеднеет.
— Говорят, в его квартиру проникли без взлома, ловко вскрыли сейф, подставили домработницу.
— Действовали профессионалы.
— Зачем профессионалам картины портить и вазы бить? Это больше похоже на месть. — Юшкевич стояла за спиной актрисы. Она наклонилась к ее плечу и прямо взглянула в глаза через зеркало: — Помнится, кто-то собирался ему отомстить.
«Да, это мой план, я и не такое могу», — хотелось признаться Ланской, но об осторожности она не забывала.
— Бог наказал, — и не отвела прямой взгляд.
— Справедливо, — согласилась Юшкевич и продолжила работу. Но мысли об ограблении не отпускали ее. — Нашли чей сейф брать. Гоша не столько зарабатывает, сколько проматывает папочкины накопления.
— А может он сам инсценировал кражу? — ухватилась за выгодную версию Алена.
— Тебе колечко подарил и боится мамочке признаться?
— Ничего он мне не дарил, козел!
— Верю. Нам, женщинам надо рассчитывать только на свои силы.
Дверь открылась, и в гримерную вошла художник по костюмам Марианна Фролова, держа в каждой руке по тяжелому платью с корсетом.
— Привет, девочки.
Она повесила платья на вешалку и нежно поцеловала гримершу в губы. Их руки совершили несколько откровенных касаний, далеко выходящих за рамки дружеских отношений. Ланская слышала о нетрадиционной ориентации Юшкевич и теперь получила этому наглядное подтверждение.
Ее внимание не укрылось от Фроловой, и она подмигнула:
— А ты, красотка, еще в мужиках не разочаровалась?
— На половине пути, — ответила за Алену Юшкевич.
— На правильном пути. Переодевайся, там камеру уже установили.
Ланская потрогала старинные платья и спросила:
— Я могу выбрать любое?
Фролова категорично указала:
— Это твое, это для Нестеренко.
— Она тоже? — неприятно удивилась Алена.
— К сожалению, — раздался из-за спины знакомый голос.
В гримерной появилась Леся Нестеренко:
— Гоша попросил поучаствовать в пробах, помочь тебе раскрыться.
«Он точно козел!» — насупилась Ланская.
Когда-то Алена и Леся учились в театральном училище на одном курсе. Первая была яркой девушкой-огонь, а вторая — скромной тихоней. Одна лезла напролом, а другая ждала, когда пригласят. Но так получилось, что после выпуска Нестеренко добилась гораздо большего успеха, чем Ланская. Ее выразительные голубые глаза, нежное лицо и хрупкое тело оказались более востребованы, чем стандартная напористая красота Ланской. Алена завидовала бывшей сокурснице, та отвечала ей холодным презрением. Их общение ограничивалось пластиковыми улыбками и шаблонными фразами: привет-привет, пока-пока.
Они стали переодеваться. Через створки зеркал каждая украдкой оценивала фигуру другой. Белье на обеих было дорогим и эротичным — молодые актрисы не вправе себе позволить ходить в чем попало. На Ланской были трусики и лифчик, на Нестеренко изысканная комбинация с открытой спиной.
Гример и костюмер принялись помогать актрисам, но Нестеренко их осадила:
— К черту грим, не мои пробы. И с платьем я сама справлюсь.
