— Он? — тихо спросил Марат.
Елена пожала плечами. От теплого кофе ее отвлек звонок мобильного. Номер она узнала. В начале расследования она раздала визитки сотрудникам киностудии в надежде получить дополнительную информацию. Самой словоохотливой оказалась Ирина Юшкевич. Художница по гриму горела желанием помочь следствию и делилась тайнами закулисной жизни студии.
— Ланская мне рассказала, что ее расспрашивали про Сухоноса, — без предисловия начала Юшкевич.
— Мы многих опрашиваем…
— Ланская не знает главного. Весной Нестеренко сделала аборт.
— Так, и…
— Сухонос хотел ребенка, а Леся — карьеру. Он избил ее, сильно. Я накладывала грим на синяки и могу подтвердить.
Уточнив детали, Петелина вернулась к рабочему столу. Сухонос взялся за ручку, собираясь подписывать протокол, однако следователь забрала у него бумаги.
— Мы не закончили, — объяснила она и села напротив подозреваемого. С минуту молчала, заново изучая лицо домашнего садиста, затем включила диктофон и задала вопрос в лоб: — Гражданин Сухонос, когда ваша жена забеременела, вы были против аборта?
Сухонос отпрянул, опустил взгляд, сцепил ладони.
— Леся все сделала без меня. Пошла и сделала. Даже не предупредила.
— И вы ее избили? Отвечайте!
— Не удержался, ударил. Это был единственный раз.
— Свидетель рассказала о пяти синяках: два на лице, еще на груди и бедрах.
— На меня что-то нашло. Но я извинился перед ней, стоял на коленях, умолял о прощении.
— Этот факт я тоже отмечу в протоколе, — холодно заверила следователь. — Перейдем к подробностям.
Петелина дотошно выяснила все обстоятельства семейной ссоры, закончившейся побоями, — картина получилась неприглядная. Оформив окончательный протокол допроса, разъяснила Сухоносу его статус в качестве подозреваемого и пригласила криминалиста для взятия пробы ДНК и снятия отпечатков пальцев. Когда с формальностями было покончено, она отпустила Сухоноса под подписку о невыезде. Сценарист вышел из кабинета пятясь, с опаской поглядывая на Валеева.
Марат недоумевал:
— Почему? Его можно было закрыть на двое суток, проверить чулки. А вдруг они те же самые?
— Другие.
— А за избиение супруги?
— Нестеренко его простила, а мы расследуем убийство.
— Тогда он ее побил, а сейчас убил, — настаивал Марат.
— Не забывай о первом убийстве. Допустим, Сухонос мстил жене, но при чем тут Рудакова? Два убийства совершены как под копирку.
— Он мог убить первую жертву для отвода глаз. Он же сочинитель детективов, человек с больной фантазией.
— Не сходится. В первом случае все чисто, на него ничто не указывает. А с Нестеренко скандал у ресторана. Зачем? Если это он, то должен был сделать все так же тихо и позаботиться об алиби.
— Ну, не знаю, — покачал головой Валеев. — Тогда надо трясти Сорокина.
Приводя в порядок бумаги на столе, Елена сжала губы, задумалась, затем посмотрела из-под опущенных ресниц:
— Марат, помоги понять мужскую логику. Месть за аборт — это сильный мотив? Как бы ты поступил в подобном случае?
— Понимаешь, моя бывшая, она так воспитана, что никогда аборт…
— Речь не о ней, а обо мне.
Валеев опешил:
— Ты… беременна?
— Думаешь, я настолько стара, что не способна на это? — нервно усмехнулась Елена.
Валеев вконец растерялся:
— Нет, Лен, я хотел сказать… если ты…если это…
— Иди уже, — махнула рукой Петелина. — Мне действительно пора заняться Сорокиным.
31
Ночь, проведенная в камере, подействовала на Вадима Сорокина отрезвляюще в прямом и в переносном смысле. Оказалось, что звездный статус, выручавший при нарушениях правил парковки, утрачивает свое значение, когда речь заходит об убийстве. Никто не помогает, никто не выручает, а журналисты были бы счастливы, если бы обвинения в двойном убийстве подтвердились.
Увидев в кабинете знакомую женщину-следователя, Сорокин воспрял духом. Общение с дамами ему удавалось лучше, чем с мужчинами. Ключик к женской душе — это искренность. Показная или настоящая — не важно. Главное — мастерство исполнения.
В кабинет Сорокин шагнул как на сцену. Черты его лица обострились, глаза сияли трагической решимостью праведника, взошедшего на эшафот, а руки, как надломленные крылья, пытались доказать, что он не трусливый сурок, а сокол, рвущийся к небу.
— Я все расскажу. Все, без утайки. Мне нечего скрывать. Я чист перед законом, я…
— Для начала сядьте, — остудила актерский пыл следователь, указывая жестом на стул.
Актер повиновался, набрал в грудь воздуха для новой реплики, но его опередила следователь. Включив диктофон, она спросила:
— Ваше фамилия, имя, отчество?
— Как? Я Сорокин! — актер приосанился и приложил руку к груди.
— Представьтесь полностью, для протокола. Также сообщите род занятий и место жительства.
Сорокин скороговоркой продиктовал формальные сведения и переключился на объяснения:
— Да, у меня был секс с Рудаковой, я этого не скрываю.
— Скрывали, — напомнила следователь.
— Я не хотел компрометировать женщину. Тем более, ничего особенного не произошло. Милена была жутко расстроена из-за неудачной пластики. Я заверил, что она прелесть, и в доказательство утешил ее по-быстрому в гримерке.
— Звучит, как песня. Что было дальше?
— Все! Больше ничего не было, мы расстались.
— Где?
— Я сел в свою машину, она пошла к своей.
— Так же, как Леся Нестеренко. — Петелина нарисовала на листке два чулка и провела к ним стрелки из одной точки. — Странное совпадение, Сорокин: как только вы расстались, или якобы расстались, обе женщины стали жертвами жестокого преступления.
— Никаких якобы! Я сам — жертва! — воскликнул актер абсолютно искренне.
— Звездной болезни? Захотелось острых ощущений или решили, что вам все дозволено?
— Я жертва шантажа, — убеждал покрывшийся потом Сорокин. — У меня есть доказательство. Верните мой телефон, я покажу, что мне прислали.
Петелина, подумав, извлекла из стола изъятый телефон и придвинула актеру. Технику уже проверили криминалисты и скопировали информацию.
— Сейчас, сейчас, — он вцепился в телефон, но через минуту уже хватался за голову: — О, боже! Я все удалил. Я пропал!
— Хватит истерики, вы не на сцене. — Петелина дала артисту стакан воды и салфетки. Когда тот чуть успокоился, она спросила: — Что именно вы удалили?
