Елена сделала глоток чая и снова взяла карандаш. Она рисовала человеческие фигурки и рассуждала:
— Первой жертвой стал Александр Волков, потом Сурен Давтян, затем муж и жена Шильманы. Каждый из них умер от остановки сердца, вызванного резким сужением сосудов. Четыре смерти по принципу яда тайпана.
— Значит, Синий помогал Никитину-Тайпану не один раз? — развила мысль Астаховская.
— В случае с Волковым я вынудила его признаться. Синий подбросил сломанные астры и заменил бутылку коньяка в квартире Волкова после его смерти.
— А в доме Шильмана?
— Отрицает. Но разве можно ему до конца верить?
Женщины допили чай. Астаховская призналась, что ее гложет:
— Я думаю про цветы. Ведь астры — послание Алисе. Ее страхи были обоснованны, бывший муж имел основания мстить ей.
— Никитин знал, что Алиса укажет на него, а мы выясним, что он мертв. Смерть подозреваемого — лучшее алиби.
— Изощренное издевательство.
— Он продолжил. После смерти отца Алисы тоже появились сломанные астры. Этими цветами он почти довел Алису до самоубийства. Почти, — повторила Елена и задумалась. — А ведь Тайпан не остановится. Алиса сейчас в больнице, и он может явиться туда.
— Это шанс его взять, — посоветовала Астаховская. — Установите в ее палате скрытую охрану и, когда он появится там…
Не успела она закончить мысль, а Петелина уже действовала. Елена позвонила Марату, коротко пересказала все, что узнала от Синего, и те выводы, к которым они пришли вместе с Астаховской.
— Никитин придет в больницу, чтобы расправиться с Алисой. К этому ведет вся логика его поступков: сначала уничтожить близких, довести бывшую жену до психоза и только потом отнять ее жизнь. Он мстит изощренно, поэтапно. Нужно обеспечить охрану Алисе и задержать Никитина.
— Есть! Организуем, — бодро отрапортовал Валеев. — Сейчас пошлю туда Майорова.
— А сам?
— А я теперь читаю сводки происшествий даже по вечерам. Еду на Кутузовский, там авария с нашим фигурантом.
— С кем? — насторожилась Петелина.
— Загляни в интернет. Мажор на бешеной скорости играл в «шашечки», задел несколько машин и вылетел на встречную полосу. Сам, паразит, выжил, а девушка, которая была с ним, погибла.
— Кто? Ты про кого рассказываешь?
— Про Макса Шильмана, конечно.
«Макс!» — стрельнуло в голове у Петелиной. Настя села в машину к какому-то Максу, клевому драйверу, будь он неладен.
Она включила ноутбук. В интернете уже были жуткие фотографии с места аварии. Разбитая в хлам спортивная машина, окровавленный Максим Шильман на носилках и тело девушки на пассажирском сиденье. Сердце Елены забилось чаще. Погибшую близко не снимали и не сообщали ее имени.
С каким Максом поехала Настя?
Елена набрала телефон дочери — не отвечает. Еще раз. Гудки, гудки, противные гудки без ответа. Позвонила домой, бабушка ответила, что Настя еще не пришла. Сергей тоже не знал, где сейчас дочь. Да что же такое!
Елена вскочила, стала собирать сумочку. Куда ехать, где искать Настю?
— Что случилось? — встревожилась Людмила Владимировна, наблюдая за подругой.
— Молюсь, чтобы ничего не случилось, — призналась Елена.
Разобравшись в страхах перепуганной мамы, опытная женщина взяла управление на себя и заявила командным голосом:
— Одна ты никуда не поедешь, я поведу машину. Давай ключи.
Елена повиновалась. В машине Астаховская беспрерывно командовала и успокаивала одновременно, в результате так запутала Елену, что та не заметила, как они оказались около ее дома.
— Куда ты меня привезла? Мне надо на Кутузовский, где авария.
— Звони дочери, — потребовала Людмила Владимировна.
Елена набрала номер Насти, но ответа не дождалась. Салон соседней машины синхронно осветился экраном телефона. Елена позвонила снова, и опять мерцание экрана. Не сбрасывая звонка, она подошла к машине и увидела там свою дочь, целующуюся с каким-то парнем. Гнет тяжелых мыслей отпускал медленно, тревога и мольба за дочь сменилась злостью. Она рывком распахнула дверцу.
— Мама, — смутилась покрасневшая Настя.
— Ты почему не отвечаешь на звонок?
— Мы тут…
Настя поспешно вышла из машины, а парень завел двигатель, чтобы уехать.
— Нет, подожди. — Елена встала на пути машины. — И ты выходи, Максим. Тоже посмотришь, к чему приводят безумные гонки по ночным улицам.
Она показывала на телефоне кадры страшной аварии.
— Смотрите, смотрите оба, не отворачивайтесь. Запомни эти кадры, Настя, и вспоминай эти кадры, когда задумаешь сесть в машину к обдолбанному или пьяному мальчишке.
— Я не пьяный, — испуганно возражал парень.
— Вот чем заканчивается красивая жизнь. Крутая тачка, учеба в Лондоне, много денег, девчонки так и липнут. И вот к чему это приводит. Девочки нет, она погибла.
— Убери, мама!
Настя отшатнулась от телефона. Максим отвел ее в сторону. Во двор въехал «порше», из машины вышел Сергей.
Астаховская шептала Елене:
— Ты жестоко с ней. Она еще подросток.
— Вот именно. Только так можно до них достучаться! — Страх отпустил Елену, но остаточные волны дрожи еще прокатывались по ее телу.
— А в чем дело? — спросил подошедший Сергей.
Из глаз Елены покатились слезы. Она не в силах была их сдержать и уткнулась в мужское плечо.
— Мне страшно, — жаловалась беременная женщина. — Рожаем детей, растим их, контролируем каждый шаг, а потом они становятся взрослыми и…
47
Старший лейтенант Майоров всю ночь провел в больнице. Он выбрал место рядом со столиком дежурной медсестры, откуда просматривалась дверь в палату Алисы Никитиной.
Облачившись в медицинский халат и шапочку, он старался походить на врача и даже послал селфи Гале, доказывая, что он не зависает в баре, а находится при исполнении служебных обязанностей, в хорошем месте, где ему гарантирована любая помощь. Автоматический подсказчик заменил в сообщении слово «любая» на «любовь». Беременная жена пришла в яростный восторг от хорошего места, где мужу гарантирована любовь. К тому же она разглядела за плечом благоверного профиль грудастой медсестры, склонившейся над столиком. Все оправдания Вани, что он охраняет женщину, ту самую Алису, молодую и красивую, которая прыгала от одного мужика к другому, лишь подлили масла в огонь супружеской перепалки.
Когда утром на смену Майорову явились двое патрульных в полицейской форме с автоматами, Ваня дал выход накопившемуся раздражению. Полыхнув сердито глазами, он запихнул их в ординаторскую и зашипел:
