— Вы что, охренели? Не могли одеться по-простому.
— Нас для охраны прислали, — оправдывались полицейские.
— Не для охраны, а для скрытого наблюдения.
— Ну ладно, — согласились патрульные, глядя куда-то за спину Ване.
— В тридцать седьмой палате лежит женщина, к ней может прийти вот этот тип, — стал объяснять Майоров, показывая, как ранние фотографии Никитина из уголовного дела, так и искусственно состаренные на восемь лет с помощью специальной программы. — Это опасный преступник. Как только увидите его, сразу задерживайте и сообщаете мне или майору Валееву. Вот наши визитки. Все ясно?
По монотонным кивкам и блуждающим взглядам было ясно, что молодых патрульных заинтересовало нечто совсем иное.
— Хватит башкой вертеть! — возмутился Майоров.
— И на нас пялиться, — весело поддакнули ему из-за спины женские голоса.
Ваня обернулся. В ординаторской переодевался медперсонал, пришедший на дневную смену. Женщины раздевались до белья, облачаясь в спецодежду. Ваня силой развернул патрульных спиной к женщинам, при этом сам оказался к ним лицом.
— Еще раз повторяю, — строго начал он и натолкнулся на игривое подмигивание раздетой медсестры.
— Подчиненным нельзя, только начальству, — передразнивая командный голос, завершила фразу девушка.
В ординаторской грохнул дружный смех. Ваня смутился и выронил фотографии. Стараясь выглядеть серьезным, он указал полицейским на дверь:
— Даю полчаса, чтобы переодеться. И никаких автоматов. Ствол должен быть наготове, но незаметным, как у меня. — Ваня для наглядности распахнул халат.
По комнате прокатилась новая волна женского смеха. Патрульные поспешили уйти. Женщины перешучивались про ствол, который всегда наготове. Ваня хотел было показать им кобуру скрытого ношения, но, махнув рукой, стал собирать упавшие снимки.
К нему, застегивая халат, подошла знакомая врач Маргарита Савенко.
— Вы уж нас извините, медики люди не стеснительные, — призналась она.
— Я сам виноват. Устал после ночи, а эти приперлись в полной выкладке, — оправдывался Ваня.
— А кто это? — Савенко заинтересовалась фотографиями. — Кажется, я его видела.
— Где? Когда?
— Да только что, захожу в больницу — и он с цветами.
— Белые астры? — напрягся Майоров.
— Милый скромный букетик, — подтвердила Савенко. — И правильно, не на свадьбу же человек идет.
— Куда он направился? — Оперативник задал последний вопрос по инерции и выскочил из ординаторской, не дожидаясь ответа. Он знал, куда пойдет Никитин с астрами, именно его опознала врач.
Войдя в отделение, Ваня бросил взгляд вдоль прохода — обычная суета, никого из посторонних. Либо убийца еще не вошел в отделение, либо он уже в палате Алисы.
Майоров направился к тридцать седьмой палате, рука скользнула под халат, в ладонь легла рукоять пистолета, ствол не был холодным, за долгую ночь он почти сравнялся с температурой тела. Смейтесь сколько угодно, но его ствол действительно всегда наготове.
Он подошел к палате с номером «37», прислушался — ничего не слышно, плавно нажал на ручку и распахнул дверь. И сразу увидел белые астры поверх одеяла. Убийца здесь! Оперативник шагнул внутрь, сжимая пистолет обеими руками. Первое направление для выстрела за дверь — никого. Четкие движения рук влево-вправо — чисто. Неужели Никитин уже сделал свое черное дело?
Ваня посмотрел на Алису. Она была в сознании, по ее щекам текли слезы, а здоровая рука в страхе натягивала одеяло на подбородок.
— Никитин был здесь? — спросил Майоров.
Один из цветков ткнулся девушке в нос, она вздрогнула, как от ожога, зажмурилась и забилась в истерике. Ваня шагнул к кровати, скинул цветы на пол и тут заметил, что белые астры не сломаны. Взгляд, направленный в пол, напомнил ему об ошибке — он забыл заглянуть под кровать.
В это мгновение из-под высокой кровати выкатился человек, пытаясь сбить Майорова с ног. Оперативник мог выстрелить, но решил оглушить противника. Тот ударил его по ногам, пошатнул, и вместо затылка удар рукоятью пистолета пришелся по спине преступнику. Пистолет выпал, и Майоров обрушил на противника стодесятикилограммовое тело, заряженное злостью. Завязалась борьба, в которой опытный и более тяжелый оперативник одержал победу. Он скрутил соперника, вывернул руки и застегнул на его запястьях наручники.
— Вы задержаны по подозрению в отравлениях, — рявкнул он, сидя на спине поверженного противника.
Тот не спорил. Майоров отдышался, рывком поднял подозреваемого и показал его Алисе.
— Это Денис Никитин, ваш бывший муж?
Алиса судорожно кивнула.
— Он успел что-нибудь вам дать? Воду, таблетки? Что ты с ней сделал? — спросил Майоров, тряся задержанного.
Никитин будто не замечал оперативника, он смотрел на Алису.
— Я люблю тебя. Всегда любил, — неожиданно признался он.
— Так любил, что всех убил, — передразнил Майоров.
В палату заглядывал перепуганный медперсонал. Ваня подобрал с пола пистолет и, прежде чем убрать ствол в наплечную кобуру, подмигнул игривой медсестре:
— Вот и ствол пригодился.
Никто из ранее хихикавших медсестер даже не улыбнулся.
Майоров перешел на серьезный тон:
— Проверьте пациентку. А я свое дело сделал.
Он подтолкнул Никитина к выходу, все расступились, и он вывел задержанного из палаты.
48
Прежде чем войти в комнату для допросов, Петелина изучила задержанного по монитору. Денис Никитин почти не отличался от собственного портрета, состаренного компьютером. Только взгляд на рисунке был колючим и ожесточенным, как подобает человеку после долгих лет в колонии, а в действительности она увидела потухшие глаза умного человека. Его понурая фигура и опущенные плечи свидетельствовали о покорности судьбе. Она готовилась допрашивать озлобленного преступника, но, судя по увиденному, ей предстоит разговор с оклеветанным химиком.
Старший следователь вошла в допросную, представилась, сказала, что будет вести его дело. Никитин оживился, услышав фамилию Петелина, и с интересом посмотрел на женщину. Елена достала из папки пожелтевшие грамоты, придвинула их к задержанному.
— Ваши награды как победителя олимпиад, фотография в момент награждения. А это красный диплом об окончании химического факультета МГУ.
Никитин бережно перебрал документы, поднял потеплевший взгляд.
— А я вас знаю, Петелина-Петля. — Он пояснил: — Слышал, в колонии рассказывали.
Раз речь зашла о колонии, можно переходить к делу, решила следователь. Она спросила:
