— Очень важное географическое указание — полная луна, — кивнула баронесса.
— А как же! Луна была за холмом и освещала его сзади; это было красивое, таинственное и пугающее зрелище, особенно когда мы любовались им от реки, а перед нашими глазами на ветру качались камыши, а ветер порывами налетал со стороны озера и раскачивал ветви одинокой ивы…
— С какой стороны налетал ветер? — быстро спросила Апраксина.
— Не помню. Со всех сторон налетал.
— В общем, шумел камыш, деревья гнулись! — покачала головой баронесса.
— Да, примерно так оно и было. А потом, когда мы переехали речку и поднялись на холм, — продолжал барон, — перед нами оказалась просто большая крестьянская усадьба, и ничего таинственного в ней не было. Правда, картину немного спасла вышедшая на звонок русалка — на ней была почти прозрачная ночная рубашка…
— Да, это, безусловно, спасло положение! — фыркнула баронесса. — Все ясно, Генрих! Я думаю, Лиза, осталось два пути: проверить все проселочные дороги на западном, а потом на восточном берегу Тегернзее или допросить завтра Георгия Бараташвили и прямо спросить его, кто живет в его загородном доме.
— Есть еще третий путь… — пискнула Марго, но ее не услышали.
— Нет, не годится! — покачала головой Апраксина. — Мне бы не хотелось ни тратить время, проверяя подряд все дороги в этом округе, ни пугать раньше времени Георгия Бараташвили.
— Простите меня, милые дамы, я виноват, но достоин снисхождения, — сказал Генрих. — Я все-таки той ночью больше следил за впереди идущей машиной, чем за дорогой.
— Да это понятно! — сказала Альбина.
— Мы все-таки должны провести следственный эксперимент, как я и предлагала с самого начала, — заявила Марго, и ее большие черные глаза заблестели. — Генрих должен напиться примерно до той же кондиции, как в тот раз, а потом он сядет в машину и…
— Угу. И разобьет в хлам машину и сам покалечится! — проворчала Альбина. — Лиза?
— Да, это можно попробовать!
— А я что говорил с самого начала? Жаль только, что мы выпили всю наливку… Придется обойтись одним мозельским!
— Ах, какая беда! Нарушится чистота эксперимента! — сказала Альбина.
— Видишь ли, сокровище мое, я помню, что в ту ночь никак не мог избавиться от запаха черной смородины во рту. Такое, знаешь, назойливое послевкусие. Мне может помешать его отсутствие!
— Ну, это-то как раз можно устроить: пожуешь листок-другой черной смородины, и будет тебе запах.
— Закусывать мой марочный мозель листьями черной смородины? Впрочем, может быть, это поможет… Лишь бы не протрезветь!
— Ладно, возвращаемся!
И они вернулись в усадьбу баронов фон Ляйбниц и там сначала дождались темноты, чтобы не нарушать чистоту эксперимента. Как только солнце скрылось за горами, барон принес из погреба несколько бутылок мозельского белого вина.
— Дамы составят мне компанию?
— Увольте! — сказала Апраксина. — Мне надо иметь трезвые мозги.
— А также горячее сердце и холодную голову, — сказала Альбина. — А вот я не брошу мужа в беде и разделю с ним все испытания этой ночи. Наливай, Генрих!
— А мне пить нельзя, — сказала Марго. — Я должна быть очень внимательна и наблюдательна: интуиция говорит мне, что из этой поездки я вывезу хороший детективный сюжет.
— Ты что, снова собираешься ехать с нами? — удивилась Альбина. — Смотри, это может занять полночи!
— Да хоть всю ночь до утра! Ни за что не пропущу это приключение!
— Может, лучше все-таки тебе остаться, Марго? — озабочено спросила Апраксина.
— Нет и нет! Не забывайте, что это все-таки была моя идея. Да и «русалку» в бассейне нашла тоже я!
— Не будем лишать ее удовольствия, — сказал барон. — Впервые в жизни, однако, я пью не по желанию, а выполняя задание. Любопытное ощущение!
Еще через пару часов, когда барон, по его мнению, уже был готов к проведению эксперимента, Альбина вынесла откуда-то небольшую бутылочку с темно-золотистой жидкостью и торжественно объявила:
— Вот тебе недостающий ингредиент, Генрих! Бальзам, настоянный на смородиновых почках, на сиреневых цветах и еще пятнадцати травах.
— Это, надеюсь, не жидкость от мозолей, мое сокровище? — покосился на бутылочку Генрих.
— Нет, дорогой, это средство от радикулита! — Она налила бальзам в маленькую рюмку и поставила ее перед мужем.
— На спирту?
— Да, на спирту, — и, чуть поколебавшись, добавила: — Отчасти — на муравьином. Но запах у бальзама черносмородиновый, за это ручаюсь! Я им пользовалась, когда мне в спину вступило, так потом моя ночная рубашка пахла смородиной после двух стирок.
— Я помню! — сказал Генрих.
— Так это наружное средство? — спросила Марго.
— По запаху — очевидно, — сказала Генрих, понюхав настойку. — Ваше здоровье, дамы! — и немедленно выпил. — Дд-а! Спасибо, мое сокровище, я думаю, этот запах сохранится до утра. Лишь бы мне самому от него не протрезветь.
— На здоровье, дорогой! Нет, я думаю, это тебе не грозит, это все-таки аптечный спирт.
— И муравьиный! — добавила Марго, с восторгом глядя на барона: она очень любила, когда мужчины на ее глазах совершали подвиги.
Они выехали, когда уже совсем стемнело и дороги почти опустели. Барон сразу же развил бешеную скорость, срезая повороты. Визг тормозов сопровождался визгом Марго, прижавшейся на заднем сиденье к Апраксиной.
— Генрих, нельзя ли чуточку потише? — попросила графиня.
— Никак нельзя! — отрезал барон. — Именно с такой скоростью мы ехали в ту ночь с Георгием Бараташвили.
— Вот как, — сказала баронесса и не стала мешать проведению эксперимента.
Они подъезжали к Гмунду, от которого Генрих должен был взять правильное направление — по правому или по левому берегу озера Тегернзее. Подруги напряженно ждали, куда он свернет на развилке. Но барон, доехав до указателя на развилке, никуда не свернул: он просто остановил машину на обочине, вышел из машины, направился к столбику с двумя стрелками, указывающими одна на городок Тегернзее, другая на Бад Визее, встал под ними и долго стоял без движения. Наконец он вернулся к машине, сел за руль и решительно сказал:
— Нам направо, на Бад Визее.
— Ты уверен, дорогой? — спросила баронесса.
— Абсолютно. В ту ночь Георгий тоже остановился на развилке и пошел к столбу с указателями. Я подумал, что он не может прочесть названия и пошел ему помочь. Оказалось, ему просто приспичило помочиться, и он решил сделать это на перекрестке под указателем. Я решил, что идея недурна и пристроился рядом. Стоять просто так было скучно, я поднял голову и прочел «Бад Визее». А Георгии стоял слева от меня, и над ним было написано «Тегернзее». Так мы и стояли, каждый под своим указателем. Сделав свое дело, мы вернулись к машинам, сели и поехали, и тут я с удовольствием отметил, что Георгий свернул в сторону «моего» указателя — на Бад Визее.
