Правда, никто не проверял. «Людочка, милая, взвесьте с полкило», – так ее просят обычно.
Дома бабушка наколет большие куски на маленькие, сложит в хрустальную вазочку. Будем пить чай вприкуску.
Я выхожу из магазина, прижимая твердый кулек к груди.
И слышу за спиной:
– Куда пошла, б…ь?
Этим ужасным словом дядя Женя обзывает Лелю. Внезапно меня охватывает ярость, которой я не испытывала никогда в жизни, такая ярость, что если я закричу, вспыхнет трава и лопнут стекла в магазине. Это ругательство должно быть спрятано за стенами дачи Лагранских, а мальчишки принесли его сюда, в мой славный уютный мир с бабушкой и дедушкой, с чаепитием на веранде, с солнечными днями и добрым ветром, с игрой в ножички и песней из «Веселых ребят»; они швырнули его в бабушкину вазочку, как собачье дерьмо (да, я тоже знаю такие слова!), и скалят зубы, точно макаки.
– Вы! – кричу я, и наступаю на них. – Я вам …! …! …!
Все то, что я много дней подслушиваю у Лагранских, бьет из меня, как вода из шланга, и окатывает моих врагов. Это такая брань, которой они в жизни не слыхали. Я и не догадывалась, что так хорошо все запомнила.
– Идите …! – ору я.
У маленького Есенина отвисает челюсть. У остальных такие глупые растерянные лица, что если бы не завладевшее мной бешенство, я бы рассмеялась.
– Аня! – вопит за моей спиной возмущенная продавщица, появившаяся как чертик из коробки. – Ты ругаешься матом! Все расскажу Ивану Давыдовичу! Замолчи сейчас же!
Я тихая послушная девочка из хорошей семьи. Я говорю «здравствуйте» и «доброго вам дня», хожу за руку с бабушкой и вежливо поддерживаю разговоры взрослых. Так что тетя Люда никак не ожидает, что я брошусь в магазин, оттолкну ее и схвачу с прилавка жуткие сахарные щипцы.
– Сейчас я вам все зубы, …, вырву! – ору я и бегу на мальчишек. Щипцы мрачно сверкают в моих руках.
Я – смерть с косой, я воин с кривой саблей!
Видимо, я действительно страшна, потому что тетя Люда визжит в полный голос, а мальчишки пятятся и кидаются прочь. Они улепетывают так, что за ними дымовой завесой поднимается пыль, точно по дороге промчалась не дюжина пацанов, а кавалерийский отряд. Один из них брякнулся на задницу. Он ползет от меня, как таракан, не сводя расширенных глаз со щипцов. Щелкая ими, я направляюсь к нему.
К визгу продавщицы добавляется дикий крик мальчишки.
– А-а-а-а-а-а! – орет он. Ему удается наконец перевернуться, и он бежит, спотыкаясь на каждом шагу, кашляя от пыли, которую подняли его же товарищи.
Я смотрю ему вслед, тяжело дыша. У меня колотится сердце, а ноздри раздуваются. Щипцы так приятно увесисты в руке, что жаль расставаться с ними.
Продавщица наконец замолчала. Я прохожу мимо, не бросив даже взгляда в ее сторону. Все взрослые вызывают во мне чувство почтения и легкой боязни, но в эту минуту мне никто не страшен; я испытываю только презрение к этой толстой дуре, которую так легко обвели вокруг пальца лживые мальчишки.
Щипцы возвращаются на место. А где же мой сахар? Вот он, на прилавке! Убейте, не помню, когда я успела оставить его здесь.
Тетя Люда так и не произносит ни слова. Она ничего не скажет моему дедушке ни в тот день, ни позже – вообще никогда.
Глава 6
Сыщики
1
Щедровск оказался больше и благоустроеннее, чем ожидал Макар.
– Я насчитал всего два ухаба на десять километров дороги, – заметил он. – И вокзал неплох.
Сергей вел машину, которую они взяли напрокат.
– Город криминальный, – возразил он. – Уровень преступности здесь понизился только в последние десять лет. Однако на Мансурова нет вообще ничего, даже приводов в милицию. Вон, кстати, наша гостиница.
Илюшин посмотрел на двухэтажное здание с облупившейся штукатуркой и закатил глаза.
– Возможно, искать надо было в биографии Белоусовой, – продолжал Сергей. Пантомиму напарника он проигнорировал.
На балкон вышла женщина в халате и встряхнула полотенце.
– Это что, «Дом колхозника»? – не выдержал Макар.
– Дом колхозника – это твоя квартира, – флегматично сказал Бабкин. – А здесь, по отзывам, самое приличное место во всем городе.
Им выдали ключи от двух смежных номеров, просторных и чистых. Заставлены они были не рухлядью советских времен, как опасался Бабкин, достаточно повидавший провинциальных гостиниц, а простой добротной мебелью, выкрашенной в светло-голубой цвет. На широких кроватях лежали пестрые лоскутные покрывала. Илюшин, конечно, и здесь не удержался: заметил елейным тоном, что интерьер выдержан в стиле «сельский шик», но Сергей возразил, что вряд ли в каком-то селе ему так повезет с интернетом, и Макар заткнулся. Скорость действительно была приличная.
– Детский дом в городе только один, – сказал Илюшин, изучив сайт Щедровска. – Я возьму Мансурова, ты – Белоусову. Адрес знаешь?
– Разберусь.
2
Договориться о разговоре с заведующей Макару удалось без труда, но встретившая его женщина была настроена враждебно.
– Задавайте побыстрее свои вопросы. У меня много дел.
– Валентина Викторовна, я не журналист…
– Тогда зачем я вам понадобилась?
Они стояли в пустом вестибюле, где гулко звучали слова и шаги. Из приоткрытой двери, которую заведующая не стала закрывать, явно давая понять, что гость здесь не задержится, несло краской: снаружи на крыльце трудился маляр. Илюшин раскашлялся.
– Вы что, болеете? – Она неприязненно смотрела на него из-за стекол толстых очков. – Мне здесь зараза не нужна!
– Это от запаха. Валентина Викторовна, я частным образом расследую дело, в котором может быть замешан ваш бывший воспитанник. У меня нет никаких зацепок, совсем ничего. Буду благодарен вам за помощь. Любая информация, все, что вы помните, – все может пригодиться.
– О каком воспитаннике вы говорите?
– Об Антоне Мансурове. Помните такого?
Что-то изменилось в ее лице, хотя она быстро овладела собой.
– Пройдемте в мой кабинет.
В просторной комнате на стенах висели рисунки детей вперемешку с почетными грамотами. Гусева выдвинула ящик и широким движением смела со стола папки и документы. Поправила очки. Налила в стакан воды, но пить не стала. Включила стоявший в углу телевизор и сразу выключила. Илюшин внимательно следил за каждым движением заведующей.
– Что вы хотите знать? – резко спросила она.
– Что собой представлял Антон, когда жил у вас, – не задумываясь, ответил Илюшин.
– Целеустремленный, интеллектуально сохранный, спокойный, жизнерадостный, – казенным голосом перечислила Гусева.
Макар про себя вздохнул. «Отличная могла бы быть характеристика Бабкина».
