Петя обдумывал каждый этап своего побега с безысходностью человека, который должен выдернуть бабочку из-под подошвы туриста во времени и понимает, что шансы его ничтожно малы.
А ведь Антон наверняка бросится за ним. И от него-то не уйдешь.
«Может, швырнуть мяч в какую-нибудь кастрюлю на кухне? Что у них там… Суп, компот?»
– Все, пошли! – приказал Мансуров.
Петька поднял слегка безумный взгляд на друзей и обнаружил, что Антон крепко прижимает мяч к себе. «Не вырвать», – с ужасом понял он.
В кафе, куда они пробились через толпу, за дальним столиком, стоявшим на небольшом возвышении, сидел знаменитый Кравченко. Он был один.
«Успеть первым подойти к нему, – в панике приказал себе Дидовец. – Взять его чашку. Выплеснуть содержимое ему в лицо. Тогда никакого автографа».
Скандал, перспектива позора, страшное клеймо на ближайшие годы – все это отступило и стало неважным по сравнению с его задачей: не дать Мансурову добиться своего.
– Петь, ты чего, дрожишь, что ли?
– А? – Петька диковато уставился на Шаповалова. Его трясло.
– Слушай. – Илья положил руку на плечо Дидовцу. – В крайнем случае он нас пошлет. Ну и что? Как-нибудь переживем.
Шаповалов смотрел так участливо, что Петьке совсем поплохело. Он открыл рот, чтобы признаться, в чем дело… И увидел, что Антон, толкая перед собой Макса, уже пробился к футболисту. Теперь они стояли перед ним – оба высокие, красивые, широкоплечие – и несмело протягивали мяч, точно подношение божеству.
«Дин-дон!» – пробил колокол в Петькиной голове.
Рифленая подошва впечатала хрупкую бабочку в грязь.
– Наши-то уже там! – удивленно сказал Илья. – Пойдем скорее.
Дидовец не отрывал взгляда от Кравченко, надеясь, что тот коротко качнет головой, и тогда Антон с Максом попятятся, обернутся к ним с разочарованными лицами, и все будет хорошо. Но Кравченко уже поднялся.
Вблизи он оказался невысоким, белобрысым, с бесцветными ресницами и простоватым лицом. Мяч он взял, кивнул Антону как давнему знакомому, и Петька, подойдя, увидел, как у Мансурова засверкали глаза. На столе стояла чашка не с компотом, а с чаем, и Дидовец мимоходом подумал, что горячим чаем в лицо хорошему человеку плескать нельзя, да и плохому тоже, так что у него все равно ничего бы не вышло…
– Привет, ребята, – сказал Кравченко самым обычным голосом. – Найдется маркер?
Он почему-то смотрел на Шаповалова. И даже когда Илья, густо покраснев, сказал, что маркера у него нет, тот все равно не отводил от него взгляда. Вокруг поднялась суета, кто-то куда-то побежал, а Мансуров сказал очень вежливо и просто, но без всякого заискивания: «Извините, это мы ступили»; Кравченко спокойно ответил: «Ничего, найдется», но при этом продолжал разглядывать Илью.
Наконец принесли маркер. Вокруг стало тихо. Как будто не четверо мальчишек стояли перед неудачливым футболистом, а решалась чья-то судьба. Для Дидовца так оно и было, при том, что он толком не понимал, чья и в чем. Он застыл на месте, совершенно потерянный, и с удивлением поймал адресованную ему доброжелательную улыбку Кравченко.
В другое время Петя ни за что не забыл бы дернуть за шнур и включить свою лампочку. Но сейчас ему было не до того. Он предчувствовал, что больше всего ему захочется забыть этот день и этот момент.
– Чей это мяч? – спросил Кравченко.
– Общий, – ответил Мансуров. Дидовец без всякой зависти подумал, что он держится с футболистом как равный. И стоял Антон чуть ближе к нему: на полшага, не больше, но даже это малозаметное расстояние уменьшало дистанцию между ним и Кравченко.
– Давайте так… – Алексей сощурился, что-то прикидывая. – Завтра приходите сюда в это же время, приносите еще один мяч. Он будет общий. А этот, уж извините, будет конкретно чей.
«Так не говорят», – мысленно поправил Дидовец.
Кравченко зубами стащил с маркера колпачок и размашисто вывел на мяче: «ПОБЕДИТЕЛЮ».
– Держи.
Не веря своим глазам, Дидовец смотрел, как он передает трофей Шаповалову.
– Отличный был гол! – Кравченко улыбнулся и протянул ему руку.
Несколько секунд Илья остолбенело смотрел на его ладонь. Затем неуверенно пожал и вдруг просиял:
– Спасибо! Спасибо! Мы все в той игре забивали…
– Забивали, может, и все, – перебил Кравченко. – Но этот мяч – твой.
Какой-то мужчина в пиджаке пробился к ним.
– Все, господа хорошие, время истекло, нам с Алексей Иванычем тоже надо пообщаться…
Четверо друзей отошли в сторону. Шаповалов со счастливо-обалделым лицом таращился на мяч и даже украдкой потрогал надпись, словно не верил, что она настоящая.
– Вот это везука! – шепотом выкрикнул Белоусов. От избытка чувств он схватил Петьку за плечи и тряхнул так, что Дидовец клацнул зубами. – Один мяч Илюхе, второй – нам! Братва не поверит! Ух, Шаповалов, ну ты и счастливчик! А Кравченко-то каков! Офигенный чувак. Он в тебе за версту определил такого же, как он сам… Илья, ты великий, без дураков! Дашь автограф посмотреть?
– Он наблюдал за игрой, – медленно сказал Дидовец. – Я его видел. Только не узнал.
Макс не мог успокоиться. Он был как счастливый щенок, скачущий вокруг хозяина, он гладил то мяч по круглому боку, то Шаповалова и наконец обернулся к Мансурову:
– Антон, а ты чего молчишь?
Тот рассмеялся:
– Да ты слова никому не даешь вставить! Я вот думаю – где мы теперь второй мяч возьмем? Надо его найти до завтрашнего дня.
– Карманные распотрошу, – не задумываясь, ответил Белоусов. – И батя поможет…
– У меня вообще по нулям, но есть кое-какие идеи. – Антон дернул Петьку за рукав. – У тебя как с наличностью, Петь?
Дидовец не отвечал. Он следил за золотистой бабочкой: она вспорхнула с пола, присела на подоконник, а затем вылетела в сад и затерялась среди деревьев.
Глава 8
Анна Сергеевна Бережкова
1
По-моему, крыса начинает привыкать ко мне. Она больше не отбегает в угол при моем появлении, а сегодня и вовсе подошла к решетке и просунула через нее розовый нос. Она ждала яблока – и она его получила. А также кусочек морковки, которую я украла из холодильника.
Воровать оказалось несложно. Намного хуже дела обстоят с туалетом.
Я не могу спускать воду, когда семья вместе: они услышат и поймут, что в доме кто-то есть. Так что приходится улучать момент, когда все разбредаются по комнатам.
Вчера вечером кое-что произошло. Мансуров поужинал и заперся в кабинете, а я поняла, что мне срочно нужен туалет. В моем возрасте терпеть совершенно невозможно! Но занять уборную на втором этаже я боялась: вдруг Мансуров пойдет туда.