Как странно. Единственный человек, которого он вспоминал с теплотой, все это время был мертвым. Он, Коля, думал о покойнике и желал хорошего покойнику. В этой мысли было что-то невыносимо жуткое.
На него упала чья-то тень. Пронин поднял голову и в вечернем гаснущем свете увидел в комнате двух мужчин. Ах да, незапертая дверь…
Он хотел послать их, чтобы убирались откуда пришли – это они были виноваты, они все разрушили! – но только пошевелил губами, как рыба. Он и был в аквариуме, отделенный от них невидимой стеной. Пронин зажмурился. Но стена оказалась проницаема для звука: до него донеслось шуршание газеты, которую расстелили на грязном полу, и звяканье стекла. В руке у него очутился стакан, и тяжелая ладонь опустилась на его плечо.
Коля открыл глаза. Эти люди были чужаки. Они ничего не знали о его жизни. Но было что-то глубоко правильное в том, что он собирался помянуть своего друга Максима Белоусова именно с ними.
9
Сергея разбудил удар света. Он разлепил веки и сразу зажмурился. Проклятое солнце выжигало ему зрачки.
Он все-таки сумел приоткрыть один глаз.
– Вставай, мой невоздержанный друг! – сказал Илюшин, вернее, силуэт Илюшина на фоне окна.
– Будь ты проклят! – прохрипел Бабкин.
– Ты хотел сказать: «Доброе утро!» Воистину так! Прекрасный солнечный день, легкий западный ветер, официантка похожа на Джину Дэвис, а на завтрак подавали омлет с тыквой – кстати, ты когда-нибудь ел омлет с тыквой?..
– Я мозги твои съем, если ты не заткнешься, – с бессильной ненавистью пробормотал Сергей и поплелся в душ.
Он напился холодной воды из-под крана, почистил зубы и лишь тогда рискнул посмотреть на свое отражение. «Я похож на мешок с мусором, который накануне забыли выкинуть».
После душа ему стало легче. В комнате до отвращения бодрый Илюшин гонял по экрану смартфона разноцветные мячики. При виде прыгающих шариков Бабкина замутило.
– «Я чувствую, что после водки вы пили портвейн!» – процитировал Макар, бросив на него короткий взгляд, в котором не было и капли сочувствия.
– Иди к черту. Это ты меня споил.
Илюшин вскинул бровь:
– Нет, позвольте!..
– Нельзя не пить, не пить, не пить, а потом взять и выпить.
На лице его товарища отразилось глубокое огорчение.
– Сережа, как ты живешь с таким словарным запасом? Нет, я не жду анафор, эпифор и синекдох…
– Чтоб ты сдох, – слабо обрадовался Бабкин.
Макар поднялся, потянулся и спрятал смартфон в задний карман джинсов. Гаджет стоил немыслимых денег, и Бабкин втайне мечтал, что когда-нибудь Илюшин сядет на него своей тощей задницей и раздавит к чертовой матери.
– Через пять минут жду тебя в холле.
10
Официантка действительно была похожа на Джину Дэвис. Такие же ореховые глаза, пухлые губы и сияющая улыбка, предназначавшаяся, увы, не Сергею. Поставив перед Макаром чашку, девушка улыбнулась так, словно Илюшин не заказал кофе, а подарил ей кольцо с голубым бриллиантом, и густо покраснела, услышав «спасибо».
Бабкин мрачно прожевал омлет, не чувствуя вкуса, и размешал в чае пять ложек сахара.
– Что-то ты мне не нравишься, – нахмурился Илюшин. – Оставайся в гостинице, я съезжу к нему сам.
– К кому? – спросил Бабкин и вдруг понял. – Не выдумывай, вместе поедем.
Он одним махом опрокинул в себя горячий чай, поморщился и пошел к выходу.
– По закону подлости тебя остановят гибэдэдэшники, – вслед ему сказал Макар.
– Пусть останавливают.
Но их никто не остановил. Приехав, они поднялись по лестнице, воняющей кошками, и позвонили в дверь. Бледный парень, открывший им, показался Бабкину на десять лет старше вчерашнего Пронина. Все трое молча прошли в кухню, как будто так и было условлено, и Пронин, похожий на собственный старый призрак, ссутулился на табуретке.
Бабкин снова вытащил сигареты. Он не мог понять, как обходился без них столько лет.
– А теперь рассказывай, – сказал Макар.
– Мансуров меня убьет…
– Сначала он убьет Наташу Белоусову. – Пронин вскинул на Илюшина испуганный взгляд. – Ты ведь помнишь Наташу?
– Чего ты врешь-то…
– Он не врет, – сказал Бабкин и потер виски. – Коля, ты же видел, что случилось с ее братом.
Пронин выкурил две сигареты, одну за другой, и собрался с мыслями.
– Столько лет молчал, – сказал он и вытер вспотевший лоб. – Жарко на улице, да?
– Тепло.
– То лето тоже было жаркое. Я искал для них оправдания, даже всерьез предполагал: может быть, они от жары спятили? Ведь в здоровую голову такое не могло бы взбрести!
– Что они придумали? – спросил Илюшин и, видя, что Пронин молчит, подался к нему: – Коля, что затеяли твои друзья? Твои слова вряд ли навредят кому-то из них: один в могиле, второй, будем надеяться, в бегах. Остается только Мансуров. Зачем тебе защищать его?
Пронин вскинул на сыщиков отчаянные глаза:
– Они решили взять кассу.
Илюшин непонимающе сдвинул брови, а Бабкин выронил из пальцев сигарету.
– Они решили – ЧТО? – изумленно переспросил Сергей.
– Кассу. За месяц.
Пронин обхватил ладонями стриженый затылок и уперся локтями в стол, раскачиваясь изо стороны в сторону.
– Идиоты, идиоты!
– Господи, твоя воля! – в голосе Бабкина прорезался неподдельный ужас. – Они что, употребляли какую-то дрянь? Кололись? Коля, успокой меня: скажи, что они не на трезвую голову измыслили эту дурь!
Пронин расцепил пальцы и поднял голову.
– Не они. ОН.
– Минуту внимания, – попросил Илюшин, подняв руку. – Если вы объясните мне…
Сергей повернулся к нему.
– Макар, касса – это то же самое, что общак. В две тысячи шестом, надо думать, деньги стекались со всех сторон. Рэкет, дань с рыночных торговцев, мелких и средних предпринимателей, процент от уловов воров, карманников и разнообразных кидал, не знаю только, обязательный или свободный – в разных группировках были свои порядки. Поступления хранились здесь по старинке, я в этом уверен: деньги клали в сейф, ключи вручали кассиру.
– Все так, – угрюмо подтвердил Пронин. – Раз в месяц их перевозили из малой кассы «на земле», как ее называли, в основную. Где держали основную, я не знаю.
Сергей открыл настежь окно и помахал рукой, разгоняя дым. Он слышал байки о желавших взять общак, и даже знал пару историй успеха, с одной оговоркой: успехом для присвоившего воровской фонд считалось выжить и сохранить хотя бы три конечности из четырех. О том, чтобы сбежать с деньгами, речи не шло. Иногда на это решались сами «кассиры», хранители казны: один проиграл все деньги за ночь в казино, но с учетом былых заслуг перед ворами его согласились пощадить, если за сутки он все вернет, и ему это каким-то образом удалось.
