– Слышь, ты, жлоб, хватит лопать мармелад, – тихо сказал ему Бабкин, не догадываясь, что в этот самый момент содрогается в рыданиях над телом товарища, погибшего из-за любви.
– Я принесу еще! – Прудников ушел и вернулся с коробкой мармелада. – Угощайтесь.
– Как вы полагаете, что ожидает Мансурова? – спросила Анна Сергеевна, улыбкой поблагодарив хозяина. – С его-то способностью выходить сухим из воды…
Бабкин нехорошо усмехнулся.
– Не в этот раз! Он исчерпал свое везение. Дидовец, его бывший приятель и соучастник, уже разговаривал со следователем. Он даст показания в суде.
– Но хороший адвокат… – начала Бережкова.
– Нет, Анна Сергеевна, здесь ему не поможет даже очень хороший адвокат. На нем убийство Сергея Белоусова и нападение на инкассаторов. Я уже не говорю об угрозе жизни ребенка.
– Каково-то сейчас его жене, бедняжке… – задумчиво сказал Прудников.
Бабкин хмыкнул и выразительно посмотрел на Илюшина. Неделю назад Сергей случайно подслушал его телефонный разговор. «Боюсь, ей не обойтись без вашей помощи, – сокрушенным тоном говорил Макар. – Да, под следствием. Чуть не убил ее и ребенка». Бабкин, разумеется, потом спросил, кому это он морочил голову своим фальшивым курлыканьем, а Илюшин, как всегда, ответил, что Сергея это не касается, а что Илья Шаповалов примчался первым же поездом в Москву, так это чистое совпадение.
– Вот что меня удивляет, так это как Мансуров догадался использовать белую крысу, чтобы охранять свой тайник, – сказала Бережкова.
– Ну, жена сама ему подсказала. – Илюшин потянулся за мармеладом. – Он заметил ее фобию, только и всего. Отлично придумано, кстати! Вот все-таки богатая у Мансурова голова на идеи.
– Он не пускал туда бедную девочку, Ян, чтобы она не наткнулась на парусник, – объяснила старуха, поймав вопросительный взгляд Прудникова. – Происхождение остальных предметов он мог бы объяснить, но корабль должен был сгореть при пожаре. Наташа непременно бы узнала эту вещь.
– Как ты думаешь, Аня, он в самом деле убил бы ребенка? В голове не укладывается – выстрелить в собственную дочь!
– Ни секунды не сомневаюсь!
– Да он всех нас положил бы как куропаток, – пробасил Сергей.
– Как морских свинок, – поддакнул Илюшин и был испепелен яростным взглядом.
– Нет, без шуток! И если бы не Анна Сергеевна, у него все бы получилось.
– А я всегда говорил, что домашние крысы – милейшие существа, – заметил Макар. – Вообрази, мой друг, что было бы, заведи Мансуров вместо крысы аквариум с рыбками. Анна Сергеевна, вы никогда не пытались поднять аквариум?
Но Бережкова, прищурившись, смотрела в окно.
– Кот явился! – обрадовалась она, когда на тропе мелькнул силуэт. – Я должна поздороваться. Вы меня извините?..
– Анна Сергеевна, минуточку! – спохватился Бабкин.
Он порылся в карманах и выудил статуэтку.
– Что это? – прищурившись, спросила старуха, наклоняясь к маленькому сидящему человечку. И вдруг просияла. – Бог ты мой! Эбих-Иль!
– Я не понял, что вы сейчас сказали, но надеюсь, это была не брань на каком-нибудь древнем… э-э-э… валирийском. Простите, я его случайно утащил.
Бережкова, смеясь, поднесла фигурку к губам.
– Вы не представляете, как я рада! Он пропал бы в пожаре! Ох, я так вам благодарна, Сережа! Вы вернули мне мой талисман.
Эбих-Иль одарил покрасневшего Бабкина благосклонной улыбкой.
2
Прудников проводил Бережкову до двери и вернулся.
– Дочка Наташи утверждает, что Анна Сергеевна – дух старого дома, – сказал он в пространство, ни к кому не обращаясь. – С тех пор как я это услышал, не могу перестать задаваться одним вопросом… – Он посмотрел на Бабкина и улыбнулся: – Как вы полагаете, достаточно ли стар мой дом?
3
Я иду по саду.
Здесь почти нет цветов, но много деревьев. Яблоки, груши, высокий каштан… Желтые листья летят и кружатся, как тогда, в моем детстве, но падают не на воду, а в траву. В этом году осень будет теплой.
Часы Лели Лагранской наконец-то остановились. Золотая луковка, лилия на крышке… Их бесконечное обвиняющее тиканье прервалось.
Не странно ли: я лишилась почти всего, но у меня нет ощущения потери. Наверное, потому, что пока я живу в прекрасном доме Прудникова. Ян любезно предоставил мне комнату и не устает повторять, что я ничуть его не обременяю. Мы много смеемся, не докучаем друг другу, а по вечерам смотрим детективный сериал, о котором рассказал ему Сережа. У меня появилась новая мечта: проехать по Эресуннскому мосту.
День клонится к вечеру. У черноплодной рябины кисти такие тяжелые, что касаются земли. Между прочим, я знаю отличный рецепт настойки на черноплодке. Подумать только – двадцать дней назад я мечтала о чашке бульона, а теперь размышляю, где найти красивые бутылочки; первые попавшиеся меня не устроят.
И еще можно сделать мармелад. Лиза любит сладости.
Самое смешное, что девочка по-прежнему считает меня кем-то вроде призрака. Мы с ее матерью много раз объясняли, как я оказалась в их доме, и Лиза даже согласилась… Но временами я ловлю на себе ее взгляд. В этом взгляде ясно читается, что если я растворюсь в воздухе, она ни капли не удивится.
Маленький Эбих-Иль улыбается. Мы смешны ему – глупые люди со своими планами и зыбким, как радужная пленка мыльного пузыря, благополучием, которое разлетается в клочья от одного прикосновения. Но что же теперь радужному пузырю – не летать?
Ну уж нет!
Я разолью настойку по бутылкам.
Я высажу новые розы.
Я допишу свою монографию.
Я поцелую в нос собачку Тяпу.
Я проеду по Эресуннскому мосту.
Быть может, со стороны я выгляжу как заурядная старуха. Но сейчас, в сгущающихся сумерках, нетрудно заметить, что на голове у меня корона, а на ногах – хрустальные туфли. Придется сбросить их, когда прибежит олень: во-первых, они страшно жмут, а во-вторых, босыми пятками погонять его удобнее, чем в обуви.
Не знаю, куда мы поскачем в этот раз. Все зависит от того, что я захочу привезти пятилетней девочке.
Наши силуэты промелькнут на фоне Луны, прежде чем исчезнуть.
Если вы присмотритесь, то увидите белую крысу у меня на плече.
