– Я уверена: твои близкие хотели, чтобы ты спряталась, – сказала Хейзел.
Колетт проживала эти воспоминания тысячи раз, но услышав слова Хейзел, у нее перед глазами снова встал ее отец, брат, кузен и дяди. И Стефан.
Когда их взгляды встретились, Хейзел увидела в глазах Колетт благодарный блеск.
– Где теперь твой дом?
– Я живу у тети, в Париже, – объяснила Колетт. – Сестра моей мамы. Она приютила меня, когда мне некуда было пойти. Потом я присоединилась к Юношеской христианской организации, чтобы не быть для нее обузой. Но нам пора идти, – она поднялась на ноги. – Я представилась не для того, чтобы рассказывать свою грустную историю.
– Все в порядке, – заверила ее Хейзел.
– Я хотела попросить тебя мне аккомпанировать, – продолжила девушка. – Я певица или, по крайней мере, так говорю сама себе. Я надеялась, мы сможем порепетировать. Ночью, когда погасят свет.
– А мы не разбудим миссис Дэвис и мисс Рутгерс?
Колетт рассмеялась.
– Не думаю. Мы будем репетировать очень тихо, а они спят с ватными затычками в ушах и к тому же храпят так громко, что наверняка проспят бомбежку. Встретимся завтра вечером?
Хейзел кивнула.
– Буду ждать с нетерпением.
Аполлон
Будильник – 3 января, 1918
Прозвучала утренняя побудка.
– Кто-нибудь, стукните по этому будильнику, – простонал солдат из пятнадцатого полка.
– Ты хотел сказать «придушите этого горниста», – ответил кто-то с другого конца комнаты.
Обри открыл глаза и тут же зажмурился. Все еще было темно. Разве они не только что приехали? Он отвернулся к стене, демонстрируя свою спину, в качестве комментария по поводу происходящего.
Кто-то зажег фонарь. Его товарищи сели на своих койках и потянулись. Назойливый горн никак не умолкал, поэтому Обри повернулся обратно и прислушался.
«Послушай, – сказал я ему. – Что, если перевернуть мелодию побудки с ног на голову?»
Как?
«В минорный тон».
Он начал напевать себе под нос.
«Вот так. Звучит совершенно иначе. Теперь добавь немного свинга».
Он замедлил темп и добавил ритмичности.
«О-о. Это уже что-то. А ты хорош в этом».
– Вытряхивай свои ленивые кости из кровати, Об, – сказал его друг Джоуи Райс. – Или капитан Фиш придет сюда и сделает это сам.
Обри выскользнул из кровати и надел сапоги.
– Джоуи, – позвал он. – А где твой рожок?
Джоуи Райс достал из кармана мундштучную трубку от корнета и помахал ею.
– Прямо здесь.
Обычно он шутливо изображал побудочный горн. Без основной трубки мундштук издавал неприятный, металлический звук.
– Боже, у меня язык отвалится, – сказал Джоуи. – Слишком рано, чтобы играть.
– В этом-то и смысл побудки, tonto, – сказал Хесус Эрнандес, кларнетист. Он был одним из пуэрто-риканских музыкантов, которых Эйроп принял в группу.
– Сыграй то же самое, но в миноре, – сказал Обри. – И понизь тональность.
Джоуи Райс последовал его указаниям. Получилась немного пугающая мелодия.
– А теперь помедленнее, – продолжил Обри. – Потяни вторую ноту, словно скользишь по ней, и сделай акцент на следующие три ноты, поп-поп-поп, стаккато.
– Tu amigo es loco, – прошептал Хесус на ухо Джоуи.
Джоуи потянул вторую ноту, как ириску, и расколол следующие три, как арахисовую скорлупу.
– Вот так, – сказал Джоуи. – Бам-ба-даааааа-да-бам-ба-да.
Он понял, что имел в виду Обри, и начал импровизировать.
– Что здесь происходит?
Солдаты резко выпрямились и отдали честь.
– Сэр, капитан, сэр!
В барак вошел капитан Гамильтон Фиш III.
– Хватит валять дурака. Вы пропустите кормежку.
Слова капитана звучали по-армейски строго, но его глаза улыбались. Он был не только одним из офицеров пятнадцатой национальной гвардии Нью-Йорка, но и наследником богатой семьи, звездой футбольной команды Гарварда. Фиш, без сомнения, являлся большой шишкой в американской армии, но он нравился простым солдатам. Они считали его честным, рассудительным и справедливым. По большей части. Для белого богатого мужчины он был не так плох.
– Вольно. И ступайте есть.
– Минуту, капитан.
В бараке появилась другая высокая фигура.
– Сэр, лейтенант, сэр! – рявкнули солдаты, снова отдавая честь. Это был первый лейтенант Джим Эйроп – командир пулеметной роты и дирижер музыкальной группы пятнадцатого пехотного полка.
– Доброе утро, лейтенант Эйроп, – сказал Фиш. – Что я могу для вас сделать?
– Что я только что слышал? Какие-то звуки из этого барака.
Несколько солдат тихо прыснули.
– Музыканты дурачатся, – сказал Фиш.
Эйроп внимательно окинул всех проницательным взглядом из-под очков.
– Это был ты, Райс? Устроил клоунаду со своей мундштучной трубкой?
– Эдвардс меня заставил, – сказал Джоуи. – Мы добавили побудочному горну немного джаза.
Лейтенант Эйроп смерил его взглядом.
– Обри Эдвардс. Только посмотрите, кого нелегкая принесла.
Обри тут же отсалютовал.
– Доброе утро, сэр, лейтенант, сэр!
– Я должен был догадаться, – сказал Эйроп. – Пока другие делают мир безопаснее для демократии, ты изобретаешь «Побудочный блюз».
– Да, сэр, лейтенант, сэр! – Обри напряг все лицевые мышцы, чтобы сдержать ухмылку.
Эйроп сложил руки на груди.
– Ты знаешь, как записать это нотами?
Конечно, он знал. Джим Эйроп тоже это знал, ведь он был учителем Обри.
– Да, сэр, лейтенант, сэр!
– У тебя есть бумага? Нотная бумага?
Он покачал головой.
– Нет, сэр, лейтенант, сэр!
– Это обращение уже начало мне надоедать, – прошептал Эйроп капитану Фишу. – Эдвардс. Приходи ко мне сегодня вечером, и я дам тебе бумагу. Покажешь мне свой «Побудочный блюз», – он осмотрел барак. – Объявление для тех, кто состоит в группе. Нас пригласили открыть концерт в одной из хижин досуга христианской организации. А если точнее, то в Доме номер один, – он улыбнулся. – Наша репутация нас опережает.
Джоуи почесал голову.
– Концерт в хижине досуга?
Капитан Фиш улыбнулся.
– Они просто огромные. Сами все увидите. Это вечернее место отдыха для солдат. Игры, представления, кофе, книги, лекции, музыка и все прочее.
