– Подходите, кто хочет добавки! Мы сворачиваемся, – закричал ответственный за полевую кухню.
– Черт, я хотел добавки, – сказал Джоуи. – Ну ладно. Что ты сделал?
Обри пожал плечами.
– Вырубил его. А ты что думал? – Он отряхнул ладони от грязи. – У меня не было оружия, но я хорошенько его приложил. Думаю, он надолго это запомнит.
Что ж, похоже, только я такой скромный.
Джоуи съел еще одну ложку супа и взял в руки револьвер.
– Таких в армии не бывает, – повторил он. – Это кольт. Модель 1910.
– Когда ты заделался экспертом по оружию? – спросил Обри.
– С тех пор, как попал на войну, идиот.
Он провел пальцем по шершавой поверхности револьвера. Револьверы «Смит-и-Вессон» выглядели изящно и старомодно, с плавными серебристыми изгибами и деревянными ручками. А это оружие было жестоким и уродливым.
– Такие выдают морпехам, – сказал он.
Честно говоря, Обри не особо заботило, к какому роду войск относился его вчерашний незнакомец. У пятнадцатого пехотного полка и так было предостаточно проблем с армейскими фанатиками.
– Что ты будешь делать с кольтом?
Обри повертел револьвер в руках.
– Лишний ствол всегда пригодится.
Джоуи внимательно посмотрел на друга.
– Ты собираешься рассказать об этом капитану Фишу, не так ли?
Обри пихнул его в бок.
– Ты шутишь? Я ушел после отбоя – за такое могут судить. Еще и к белой девушке! Ну уж нет.
– Слушай, ты не можешь просто притвориться, что ничего не было. Нужно найти какой-то способ об этом доложить, – он наклонился ближе. – Этим утром я говорил с ребятами из роты «М».
Обри кивнул.
– И что?
– Сегодня похороны одного из их парней, – прошептал Джоуи. – Какой-то Джефф, фамилии не знаю. Родом из Бруклина. По словам их капитана, он умер от простуды, но ребята из роты «М» в это не верят. Он был совершенно здоров и вдруг исчез. Один из них поклялся капитану, что никому об этом не скажет, но он нашел тело Джеффа. Его задушили. Они думают, это сделали морпехи.
У Обри пересохло во рту.
– Не может быть.
– Ты знаешь, что может, – сказал Джоуи. – Ты же был в лагере Уодсворт и в лагере Дикс. Или тогда ты тоже был слишком занят тем, что бегал за девушками?
– Рота «К»! Внимание! – рявкнул капитан Фиш. – За работу. Эти пути сами себя не проложат, и нам еще многое предстоит сделать.
Они собрали остатки супа со дна своих мисок и застегнули куртки. Очень скоро они опять вспотеют, но пока им необходимо было тепло.
Джоуи схватил Обри за локоть и прошептал ему на ухо:
– Об, эти парни из роты «М» говорят, что собираются мстить. Глаз за глаз.
«Мы кусаемся». Обри сглотнул.
– Я здесь для того, чтобы сражаться с немцами, – прошептал Джоуи. – За демократию. Но они хотят развязать войну прямо тут, в Сен-Назере. Из-за глупости.
Афродита
Два письма – 19 января, 1918
Надпись на коричневом конверте гласила: Межведомственная корреспонденция Юношеской христианской организации.
Конверт выглядел очень официально.
Мисс Хейзел Виндикотт, хижина досуга, тренировочный лагерь армии США, Сен-Назер.
Внутри было письмо от ее матери и еще два – от Джеймса, которые он отправлял в Поплар.
Я бы ни за что не стала клеветать на Хейзел, поэтому хочу сообщить, что первым она открыла письмо матери. Но я так же не хочу врать, поэтому должна добавить, что девушка пробежала его глазами так быстро, что почти не разобрала слов.
Затем, она открыла письма Джеймса, сравнила даты и начала читать.
30 декабря, 1917
Дорогая Хейзел,
Я хорошо отношусь к рыбалке, и если твой отец так ее любит, то полюблю и я.
После Рождества мы получили приказание покинуть Этапль и отправиться на фронт. Мы ехали на поезде, а затем очень долго шли по снегу. Крики чаек сменились грохотом снарядов, но они все еще далеко. Правда, я уже видел воронки от взрывов и развалины старых ферм. Здесь все пропитано войной.
Мы присоединились к Пятой армии возле города Гузокур два дня назад. Пока что я не в траншеях. Офицер-инструктор говорит, что мы, новые рекруты, еще многому должны научиться.
Ты во Франции? Мне нравится думать, что ты на той же стороне моря, что и я. Это здорово, что ты вызвалась волонтером. Я часто ходил в хижину досуга в Этапле. Конечно, немцы могут нас убить, но только если скука не сделает этого раньше. Я завидую парням, которые слушают, как ты играешь. Все бы отдал, лишь бы поменяться с ними местами.
Я думаю о тебе каждый день. Не могу поверить, что с тех пор, как мы виделись в последний раз, прошло уже больше месяца. Напиши мне, чтобы я знал, как до тебя добраться. Береги себя.
Твой,
Джеймс
* * *
7 января, 1918
Дорогая Хейзел,
В случае, если мое последнее письмо потерялось – я был в Гузокуре полторы недели. Должно быть, ты уже во Франции. Куда тебя определили?
Погода морозная, но полуденное солнце довольно теплое и немного прогревает воздух. Как выяснилось, я неплохо стреляю.
Я не знаю, когда мне дадут увольнение, но, если все пойдет по плану, я мог бы доехать до Парижа на поезде. Тебе далеко до Парижа? Давай встретимся там.
Хотел бы я уметь подбирать слова так, чтобы выразить, сколько счастья мне приносят мысли о тебе.
Пожалуйста, скажи, что ты приедешь. Я кое-что тебе должен.
Твой,
Джеймс
Хейзел ворвалась в комнату Колетт, размахивая письмами. Ее подруга закалывала свои темные локоны невидимками.
– Письмо? – спросила Колетт. – От твоего Джеймса?
Хейзел бросилась на койку подруги, чуть не свалив ее.
– Два письма. Он уехал на фронт, – Хейзел сверилась с письмом. – С Пятой армией. Но он еще не в траншеях, все еще тренируется. Колетт, – сказала она, запыхавшись. – Он хочет увидеться! В Париже!
Колетт заколола еще один гладкий завиток.
– Это замечательно!
– Могу ли я поехать? – простонала Хейзел. – Я должна поехать! Просто обязана!
– Я согласна, – мягко сказала Колетт. – Ты когда-нибудь была в Париже?
Хейзел покачала головой.
