– Давай, Ирэш, – раздался приказ, и меч противника тяжело упал на подставленный щит, оставив шрам на боку Багри-Маро.
Из-под щита вылетел Витин меч, скрестился с вражеским…
Дрожь в руках от напряжения. Ирэш вжимает в землю, хочет сломить, свалить, но Вита стоит, как скала. В голове мысли крутятся спешно, как мельничные колеса на быстрой воде.
Не дать ему большого размаха – чтобы не вложил всю силу в удар, не разнес надежную пока, но не вечную защиту. Постоянно держать противника близко тоже нельзя. Поняв, что не дают ему воли, Ирэш возьмется за фальшгарду и, развернув оружие острием назад, ударит в лицо тяжелым стальным яблоком-набалдашником.
Надо держать ухо востро…
… и заканчивать «танцы», пока сила в руках еще позволяет поднимать щит.
Вита заметила, как Ирэш, будто прочитав ее мысли и подчинившись им, переместил руку на замотанное кожей лезвие над «кабаньими клыками». Не дав ему выполнить замысел, она прянула назад, увеличила дистанцию. Враг вернул руку на обратно на рукоять и скрестил свой меч с Витиным.
Тогда она подняла щит повыше и, развернув боком, нанесла его ребром решающий удар.
Гулко осыпались на доски палубы вылетевшие зубы. Кровь капнула густым, буро-черным пятном.
– Ну, все! Хватит! – Оржан Баэз испуганно забегал глазами.
Он видел, как Вита в замахе остановила свой меч, готовая разрубить замешкавшегося Ирэша от плеча до… Докуда хватит силы…
– Все.
– Отзывай! – холодный девичий голос надрезал павшую тишину.
– Уходи, Ирэш. Ее победа…
Удовлетворенная, Вита опустила оружие и отступила к своим.
Ладонь Гана одобрительно легла на плечо, получив щедрый импульс дрожи.
Виту трясло.
От усталости. От перенапряжения. От испытанного страха, что прятался в глубине ее души. Выходя на поединок, она прекрасно понимала, чем рискует. И все же победа была невероятно ценна! Она подарила долгожданную уверенность в себе, такую сладкую, надежную, нерушимую…
… и тот, кто живет в голове, радовался и улыбался из тьмы зубастой пастью…
Эх, жаль не видел дед! Он бы больше про внука тогда не заикался.
Может Вита побеждать! И тогда, в стычке с разбойниками выстояла не по счастливой случайности, а потому что могла. Потому что сильна и ловка. Потому что тренировалась и не щадила себя ради победы…
– Молодец, – короткая, сдержанная похвала.
Вита обернулась, встречаясь глазами с Ганом. Он смотрел с одобрением, и это почему-то тоже было приятно. На бесстрастном обычно лице леопарда отражалось не высокомерие, не намек на то, что, дескать, и он бы так смог, а искренняя радость за человека, который рядом. Гордость за чужую победу, которой никак не ожидала от него Вита.
Она смутилась, ответила неуклюже:
– Вы с Данияром были рядом, и это придало мне уверенности. Спасибо.
Оборотень кивнул.
– Пойдем в каюту. Тебе надо отдохнуть.
Ученик ведьмы тут же просунулся между Ганом и Витой и зашептал отчаянно:
– Не боитесь, что за нами в каюту пойдут?
– Нет. Чего бояться? Погляди на них…
Воины Баэза действительно не выглядели уверенно. Смотрели то на хозяина, то на Ирэша со свернутой набок челюстью, то на страшный Витин щит, обагренный край которого жадно впитывал кровь поверженного врага.
– Идемте, – Ган двинулся к себе, а Вита остановилась на миг и, развернувшись, коротко сообщила Баэзу:
– Твоя невеста прыгнула в озеро. Сама. Устроит тебя такой ответ?
– Я так и понял, – повесив голову, ответил Оржан.
***
Следующим утром Ган лицезрел странную картину. Противную и одновременно забавную.
Погода впервые за несколько дней прояснилась. Солнце вышло из-за туч, посыпало палубу тысячами искр. Вновь ударил морозец, и дальний лес заиграл тысячами ледяных искр.
Свадьба… отменилась.
По крайней мере, лично у Виты подробности исчезновения невесты больше никто не выяснял.
Стол с остатками угощений подняли наверх. Доедали. Что не успевали прикончить люди, растащили невесть откуда взявшиеся птицы и прячущиеся по углам корабельные собаки…
Вита сидела на лавке, смачно вгрызаясь в утиное крылышко. Миска с такими же, зажаренными дочерна, стояла перед ней. Иногда она швыряла подачки кудлатому хромоногому псу, который со свойственной только собакам умильностью преданно заглядывал ей в лицо.
Ган поймал себя на мысли, что ему нравится смотреть, как спутница насыщается. Приятно видеть ее довольной. Еда, кажется, и впрямь дарит ей небывалое наслаждение.
Отвращало другое.
Вклинившийся в идиллическую картинку Оржан Баэз.
Он присел по правую руку от Виты и лебезил перед ней, ласковым шепотом уговаривая пойти на него работать.
– Ты подумай, не отказывайся! Я тебе хорошее жалование дам, – сальная улыбочка потянула края тонких губ вверх.
– На что мне твое жалование? Я работу не ищу.
– Да ты все равно подумай! Я же не обижу. Оружие тебе хорошее куплю…
Ошибочка. Ган ухмыльнулся под нос – так неаккуратно про Витин меч нельзя…
– Хорошее? – она повернулась к мужчине и свела брови на переносице. Угрожающий жест. Бывший жених ходит по краю лезвия. – Мне и мой меч мил. Лучше не найти.
– Понял тебя, понял, – Оржан примиряющее развел руками и еще шире заулыбался. – И все равно… к чему тебе этот север? Поедем со мной на юг.
– У вас на юге девицам жизни нормальной нет. Что я там делать буду?
– Телохранителем у меня работать. У нас женщины-воины на вес золота!
– Тоже мне, – Вита, хмыкнув, потянула недоеденное крыло собаке и потянулась за следующим. – Думаешь, я с твоими парнями в казарме уживусь?
– Зачем в казарме? Ты с моими женами и наложницами в гареме будешь жить. Там все условия. Ковры, фонтаны. Покой, тишина.
– О-о-о, нет. Это точно – нет! – Вита насупилась и недовольно замотала головой. – Если я увижу, как ты в гареме своем девушек мучаешь, я ж тебя сама первая убью, и никакие телохранители не помогут.
– Вот уж характер, – зло отпрянул от нее Баэз. – И нравится тебе так жить? Неужто совсем никогда слабой, как нормальная баба, побыть не хочешь?
– Слабой? – Вита раздраженно оттолкнула блюдо, поднялась, нависая над назойливым собеседником, уперлась ладонями в стол. – Да я ненавижу слабость! Эта твоя слабость и природе и жизни противна. Разве слабый зверь в лесу выживет? Нет. Так что даже не говори мне о слабости, – она встала и, хмуро кивнув, вышла из-за стола.
Приблизившись к Гану, улыбнулась. Компания леопарда была для нее явно приятней Баэзовой.
