– Смотрите! Вон она! – не удержался от громкого возгласа Данияр, когда все трое свернули в очередной переулок, где дома сходились над дорогой, скрывая небо.
Ведьма стояла в тени неказистого старого теремка, который кренился набок и почти касался своего соседа.
Ни у кого из троих преследователей не возникло сомнений в том, что перед ними Чернороза, хоть она и повернулась спиной. Они много раз видели ее и столько же раз забывали…
Ведьмина тень черной кляксой ложилась на утоптанный снег, и две улицы расходились от нее углом.
– Уйдет, – шепотом произнесла Вита.
– Стой здесь, а мы обойдем ее и перекроем отступы, – еще тише отозвался Ган. – Ну, вперед, – толкнул под локоть Данияра.
Они бесшумно отошли назад и затерялись в проулках, собираясь обойти ведьму по кругу.
Вита осталась одна.
Она, не отрываясь, буравила спину Чернорозы, и та почувствовала взгляд – развернулась с хитрой ухмылкой.
– Ну, здравствуй, девочка-оборотень. Искала меня? – произнесла бархатным голосом.
– Мне нужно расспросить тебя кое о чем, – стальным тоном заявила Вита.
– А что, если я не захочу с тобой говорить? – взгляд ведьмы стал еще насмешливее. – Что ты сделаешь тогда?
– Я заставлю тебя рассказать мне все, Чернороза, даже если ты этого не хочешь. В противном случае мне придется пленить тебя.
– Пленить? – ведьма издевательски расхохоталась. – Ну, попробуй, что ли…
В переулках показались Данияр и Ган. Старуха попалась в ловушку. Бежать ей было некуда, колдовать она не могла, а летать, как птица, не умела.
Окрыленная азартом преследования, Вита первой ринулась к Чернорозе, готовясь вцепиться в нее, как норная собака в лису, и держать до конца. Их трое. За ними преимущество!
Когда Вита была в полушаге от ведьмы, а Ган и Данияр в паре десятков шагов, старуха вдруг вскинула руку и, обратив ее ладонью к Вите, приказала спокойно:
– Красный орел.
И Вита ощутила, как по жилам, по нервам, по всему телу начал вдруг расползаться необъяснимый, липкий страх, быстро переходящий в неконтролируемый панический ужас…
Ноги подкосились, спину залил ледяной пот…
Поваленным деревом рухнув на землю, Вита сжалась в комок. Сквозь пульсирующий в ушах гул она услышала недоумевающие крики Данияра и гневный голос Гана:
– …да хватай же ее, что с тобой?!
Спустя секунду он склонился над Витой и крикнул в лицо:
– Ты почему ее упустила? Что случилось?
– Я испугалась…
– Что?!
– Она просто сказала «красный орел», и мне стало страшно, – задыхаясь, выдавила из себя Вита, за что получила разочарованное:
– Трусиха!
Неожиданно легкой и грациозной походкой ведьма быстро уходила прочь.
Ган и Данияр бросились за ней, а Вита так и осталась лежать на земле.
Только через четверть часа она смогла успокоиться и подняться на ноги. От непонимания случившегося, досады и обиды хотелось плакать. Нервы дрожали натянутыми струнами.
Спутники вскоре вернулись…
… догнать ведьму им так и не удалось.
***
Всю обратную дорогу Вита молчала.
Ган не пытался с ней говорить, понимал – наговорился уже. Лишнего наговорил. Оборвал тонкую нить доверия.
Одним словом!
Брось он ей в лицо любую другую грубость, все получилось бы исправить. Но не это.
Трусиха!
Удар в самое сердце.
Даже Данияр ничего не говорил. Шел молча и с укоризной поглядывал. Когда заходили на постоялый двор и чуть не столкнулись в дверях, тихо шепнул Гану:
– Ты чего? Зачем так ей сказал?
– Надо было, и сказал, – процедил сквозь зубы леопард, ощущая, как последние капли гнева уходят в пустоту, оставляя место досаде и тоске. – Нечего было ведьму упускать.
– Так ведьма с ней сотворила что-то. Не будь этого, Вита бы ее в жизни не отпустила.
– Что сотворила? – Ган злобно уставился на Данияра. – Магии-то не было!
– «Магии не было», – скривив лицо, передразнил его тот, – и что с того? Ты совсем, что ли, слепой?
– Отстань от меня со своими нравоучениями, – прилетело в ответ грозно.
Данияр закатил глаза к небу, вздохнул разочарованно и убрался подальше на кухню, остерегаясь Ганова недовольства… Раньше он был с оборотнем поосторожнее, поучать и отчитывать уж точно не рисковал, а тут все же озвучил мысли, не удержался. И леопард понимал, что ведьмачонок прав. Даже он, безалаберный и никогда особо не церемонящийся с женским полом, сообразил, как сильно ранили Виту оброненные в отчаянии слова.
И Ган понял.
И будь на то его воля, забрал бы их назад. Только повернуть время вспять было не в его силах…
Вита не пошла в комнату, завернула на балкон и осталась там. Леопард видел, как тяжело она оперлась на перила и повесила голову. Коса дрогнула на спине.
Не пошел за ней. Навязываться сейчас с объяснениями вроде «не хотел, мол, само вырвалось» было глупо и неуместно. Слишком цинично. Даже жестоко…
И Ган, из которого годами выбивали милосердие, для которого жестокость была необходима, как воздух – в замке Зимы иначе не выживешь – понимал, что со своими так все-таки нельзя.
С трудом оторвав взгляд от девичьей спины, он ушел в комнату, надеясь, что там сможет как следует подумать и наилучшим образом спланировать будущий разговор. Надо будет извиниться. А еще – Данияр прав – необходимо выяснить, что на самом деле произошло там, в тупике, между Витой и Чернорозой. Чем старуха так напугала бесстрашную девушку?
Похоже, ведьма гораздо сильнее и коварнее, чем предполагал слуга Зимы…
Он-то, похоже, старуху недооценил.
***
На кровати поменяли простынь.
На подоконнике горел первозданной белизной букетик вырытых из-под снега первоцветов. Солнечные лучи пробивались сквозь кружева в занавеске, рисовали на полу изысканные узоры…
Ган сидел, упираясь спиной в стену. Руки скрещены на груди – туго узлом затянуты. Нога на ногу закинута. Весь он закрылся, завязался, словно пытался поглубже уйти в себя. В голове звенела пустота. Мысли утекли куда-то вглубь и никак не шли на поверхность. Пришла усталость.
Опустошенность.
Неприятное ощущение, будто все силы разом покинули его. Будто не ел несколько дней, и теперь не может пошевелиться от слабости, будто…
Когда он начал проваливаться в сон, пришла служанка. Стала стирать с подоконников пыль, щебетать что-то…
