Не с первого слова Ган понял, что обращаются к нему.
– … а подружка ваша в купель пошла, – прилетел издали заговорщицкий голосок, – сейчас в купели нет никого, – легкое подмигивание, порхание пышных, начерненных угольком у основания, ресниц, – вы же понимаете, о чем я? – Длинное бело-синее платье метет подолом доски. Метелочка из перьев стремительно смахивает с подоконника несуществующую пыль. – Видели? – тонкие пальцы в медных дешевых колечках вынимают букетик из воды. – Я специально принесла, чтобы вы к ней не с пустыми руками! Пусть не самый богатый подарок – зато от души. Избраннице понравится. Она вам ответит взаимностью, вы не переживайте. Все у вас с ней сложится…
Тьма! Оказывается вся гостиница в курсе Гановой личной жизни, один он еще ни в чем толком не разобрался. Дожили. Уже каждая служанка знает, чем должна закончиться их с Витой история. Ган же не особо понимает, начиналось ли что-то вообще…
Неужели так заметно?
Видно со стороны, что Вита ему нравится? Он сам себе в этом еще не признался, а тут получается, их разве что еще не поженили!
– Ну? Идите! Чего сидите-то, выжидаете? А, господин? – служанка подошла вплотную и строго помахала перед Гановым носом букетиком.
Она, видать, заготовила уже для бестолкового постояльца длинную поучительную речь, но тут из соседней комнаты ее позвали.
– Ми-и-илка-а-а-а!– надрывался подвыпивший хриплый голос. – Ну, где тебя носит?
– Вот, господин! Не медлите, что же вы…
Цветочки сиротливо упали на одеяло рядом с правой Гановой рукой.
Обдав оборотня ветром взметнувшегося подола, служанка покинула комнату. В коридоре раздались дробные спешные шажки. Хлопнула соседняя дверь.
Ган уныло взглянул на первоцветы. Их поникшие головки не обнадеживали. Представив, как глупо будет выглядеть в купальне с букетом, леопард разочарованно покачал головой и снова прикрыл глаза.
В это самый миг появилась связь. Ган не просил ее – подглядывать за Витой в сложившейся ситуации было бы как-то совсем цинично и подло…
… но пришлось.
Он увидел ее у каменистой купели.
Она шагала неспешно по краю туда-сюда. Расслабилась, выдавая непонятно откуда взявшуюся хромоту. «Неудачно на землю упала» – додумался Ган.
Вита стянула рубаху, распутала завязки на штанах… И какое-то время стояла на краю купели обнаженная. На ногах и руках проступили лиловые синяки.
Сильно расшиблась.
Она медленно сошла в воду, погрузилась по плечи, замочив конец нерасплетенной косы. Оттолкнувшись, переплыла к дальнему краю и, подняв над водой спину, облокотилась на камень. Подбородок на перекрестье рук положила.
Застыла, как живое воплощение покоя.
Вокруг поднимался пар, оседал на камнях бисером блестящих капель. Тепло проявило узорный шрам – алые борозды рубцов. Почти симметричные. Ган смог вглядеться в них внимательнее, чем в прошлый раз. Страшная догадка созрела в голове – Вита соврала. Такие шрамы не получаются из-за досадной случайности. Кто-то сделал с ней это намеренно…
Пламя гнева загорелось в груди. Память тут же подпитала его поленьями воспоминаний…
Один из зимних слуг, Стерко, птица-буревестник – он летал далеко на запад, в земли жуткие и неведомые – вернулся однажды с таким же шрамом. Он рассказывал о страшных пытках, которым подвергают местные своих пленников. И если оборотень со своей силою перерождения еще может выжить после подобного, то человек непременно умрет в муках…
«Кровавый орел». Самая страшное мучение… Ребра распиливают на спине и разводят, как крылья птицы, в стороны…
И тут Гана словно молнией ударило! Все сложилось в единую картину – слова, воспоминания, изуродованная девичья спина… Леопарда прошиб холодный пот, и Витин голос, надтреснутый, полный отчаяния повторил: «Она просто сказала «красный орел», и мне стало страшно…»
– Вита, прости меня… Кто сделал это с тобою? Кто сделал… Зачем…
Он хотел вырваться из небытия, но эффект лишь усилился. Ган почувствовал, как натянулась ментальная нить связи. Его перенесло в купальню к Вите, и белая спина с алым шрамом маячила теперь перед глазами.
И тут, как вспышка! Осенило.
Ган медленно, словно боясь, что Вита обнаружит его незримое присутствие, протянул бестелесную руку и коснулся страшного шрама. Прикрыл глаза, чтобы сделать то, что проворачивал сотню раз, пытаясь влезть в чью-нибудь душу, покопаться в чужой памяти и чужих мозгах.
Он хотел знать…
Контур широкой ладони подсветился на мгновение и исчез, оставив слабую тень на белой коже. Хлынули в голову Гана события и картинки далекого прошлого. Обрывками, рваными клочьями…
Вита даже не пыталась закрыться, или просто не чувствовала.
Отступил в сторону зубастый монстр, что жил у нее внутри…
… он явно желал, чтобы Ган все увидел…
Забытые воспоминания.
Вот старик смотрит на маленькую девочку с укоризной и качает головой… «Так ты – оборотень у нас?» Девочку несложно узнать, да и старика тоже… Ган видел его раньше, но потом из памяти стер, как всю свою прошлую жизнь… «Идем к ведьме, ей лучше знать…» А потом лес, тонкая тропа, землянка… И мосластые руки ведьмы вытягивают Витину ладошку из дрожащих бабушкиных пальцев… «Три года ты проживешь у меня, девочка-оборотень. Тьма больше никогда не побеспокоит тебя»…
…Доски. Большой деревянный стол. Руки и ноги раскинуты в стороны, и скованные цепями тонкие щиколотки и запястья… Зубья пилы. Крики. Кровь…
Ган хотел ослепнуть и оглохнуть. Забыться. Вырваться из мучительного водоворота Витиных скрытых воспоминаний. Не получалось. Он сам влез туда и теперь должен был досмотреть все до конца…
И снова! Звук капающей на пол крови. Тихие стоны и довольный шепот ведьмы: «Теперь ты в моей власти. Будешь слушаться меня?»… «Нет…» Вита сильная. Всегда была! Она даже сопротивляться пыталась… «Будешь, как миленькая. Теперь мне будет достаточно произнести лишь одно слово, чтобы сломить твою оборотневую гордость, напугать до дрожи и заставить покорно лежать на земле »…
Красный орел.
Гана выкинуло из Витиной памяти прочь. И связь порвалась стремительно, будто кто лезвием отсек. Леопард очнулся в комнате на кровати. В груди все рвалось на куски, челюсти сжимались от бессильной ярости…
Пораженный увиденным, он встал и быстро пошел вниз.
Сердце бухало, как барабан. Пульс отдавался в ушах, болезненный и частый. В груди все сжималось от омерзения к себе и собственному поступку, а перед глазами стояли алые бугры взрытой кожи на Витиной спине…
То, что с ней сделали, за гранью добра и зла.
Так нельзя!
Нельзя…
Ган ускорил шаг. Скорее дойти до купели, вытащить Виту из воды и прижать к себе, чтобы никогда больше не отпускать. И извиниться за злые слова. И, вообще, признаться во всех своих чувствах…
