– Не бойся, – успокоила оленя Вита. – Тут нас никто не тронет.
Розовые росчерки облаков поднимались над горизонтом и были похожи на горы. Небо прятало солнце в мутном золоте. Блестел на макушках деревьев снег. Далеко впереди его белизна обрывалась темной морской зеленью с желтоватыми барашками далеких волн.
Коса уходила дальше, прямо в искристую даль. Правее – если забрать далеко вправо – прятался в дымке призрачный замок Властелина Зимы. Небо над ним было на несколько тонов темнее и облака вокруг лежали не розовые, а темно-лиловые, почти черные.
Олень ступил на косу и пошел вперед по разъезженному санями пути, что лег под ноги, протянувшись с запада. Путь шел вдоль побережья – оравэты ходили по нему в только им одним известные, богатые промысловым зверем и рыбой места.
Издалека ветер принес голоса собак и запах костра.
Вот и дом Ринэнэн.
***
Оравэты встретили ее на полдороги к селению.
Охотники-лыжники – женщина и мужчина – вооруженные луками и копьями преградили оленю путь. На них были длинные шубы, лохматые шапки и меховые штаны. Их сопровождали остроухие собаки и большие ручные поморники, кружащие над головами.
– Стой! – громко сказала женщина, поднимая в сторону всадницы руку с раскрытой ладонью. – Что привело тебя в наши земли?
Вита послушно натянула олений повод. Ответила честно:
– Я ищу деву Ринэнэн.
– Ринэнэн? – женщина удивленно подняла черные брови. Так высоко, что они ушли под пушистый меховой капюшон. – Юную Ринэнэн – Стальную Птицу, дочку старой Тюленихи? Откуда ты ее знаешь?
Вита не стала ничего утаивать.
– Я встретилась с ней на пароме через Ярын-наен, мы вместе бежали с него, а потом…
Оравэтка прикрыла глаза и опустила руку.
– Не рассказывай, знаю. Ринэнэн обрадуется тебе. Будь гостьей у нас.
Она одобрительно кивнула и, развернувшись к Вите спиной, двинулась к далекому концу косы по проторенной синеватой лыжне. Мужчина и собаки отправились следом. Птицы перестали кружить на месте и радостно понеслись вперед с благой вестью для Ринэнэн.
***
Жилища оравэтов – как черно-бурые пушистые холмы на белом снегу. Вокруг них ходили олени – величайшее из чудес этой холодной, негостеприимной земли. Они качали рогами и передергивали бурыми шкурами, такими теплыми, что даже в лютый мороз перегреться в них проще, чем замерзнуть. Взгляды их глубоких глаз, по-зимнему холодно-синих – летом цвет меняется на теплый карий – провожали Виту с тревогой.
Эти дивные существа, потомки великих созданий Рассвета, чуяли зверя, запертого в костяной клети девичьей груди…
Вита подошла к большому костру, что лизал небо, выпуская к сизым облакам россыпи сверкающего золота.
Искры.
У костра ждала Ринэнэн.
Рядом с ней были еще женщины. И одна как две капли воды из них походила на Ринэнэн лицом. Лишь морщины да карие, как у летней оленихи, глаза отличались.
Женщина куталась в накидку из тюленьей шкуры. Увидев Виту, она приветственно склонила голову и указала на место подле себя.
– Садись к огню.
– Спасибо, – Вита сложила оружие и, взяв на руки Ветку, опустилась на предложенное место.
– Я – Мэмыл-Тюлениха, мать Ринэнэн. И я благодарю тебя за то, что ты подарила моей дочери волю, которой я лишила ее, оставив в селении отца. – Рука в пушистой варежке легла гостье на плечо. Вторая рука вытянула из пламени нанизанное на прутик мясо. – Ешь.
– Спасибо, – Вита впилась зубами в непрожаренный, сочный, кровавый кусок, ощутив вдруг, как сильно хочется ей рвать и кусать… Странное ощущение. Непривычное. Чуждое. Пугающее.
– Ешь-ешь. О награде за помощь поговорим позже.
– Я помогла от чистого сердца, – ответила Вита, – и не хочу требовать за помощь награду, но… – она запнулась на миг, а потом продолжила, – мне очень нужен ваш совет.
– Кто сказал тебе, что мы можем дать нужный совет?
И долгий взгляд в глаза. Мэмыл прекрасно знает – кто. Она видит, как видела Ринэнэн, сидя напротив Виты в лесу у огня. Она сказала тогда «… и твоему зверю».
– Тот, кто живет в моей голове, – последовало честное признание.
– И кто же он? – каверзный, хитрый вопрос. И усмешка на тонких губах.
– Не знаю… Зверь.
Зверь. Она никогда не давала ему имен и прозвищ. Никак не называла. Тот, кто живет в голове, всегда был для Виты лишь частью вымысла. Сказкой, которую она сама рассказала себе на ночь. Невидимым другом, что поддерживает всякого одиночку надежным словом, звучащим из глубин души…
– Не знаешь… – прозвучало эхом. – Хочешь узнать правду?
– Да. Узнать правду про себя. И про зверя, что живет во мне. Понять, что хочет он до меня донести…
– И зачем тебе это?
– Чтобы найти свое место в жизни и больше никогда не сомневаться в себе.
Мэмыл молчала, но Вите показалось, что ответ ее устроил.
– Что ж, – оравэтка, наконец, подала голос, – надеюсь, я не разочарую тебя, сказав, что ответить на твои вопросы мы не сможем.
– А кто сможет? – Вита не теряла надежды.
– Ты же понимаешь, дева, что твои вопросы слишком трудны для простых людей. Человек живет секунду, в рамках мирового времени, а царства и империи рождаются на несколько минут и исчезают без следа.
Вита расстроено опустила голову. Неужели зверь в голове ошибся? Неужели она явилась сюда – на северный край света, за которым лежит лишь бескрайнее море – зря?
– Значит, надежды нет? – спросила, наконец, боясь услышать утвердительный ответ.
– Надежда есть всегда, – Мэмыл вновь коснулась Витиного плеча и сказала. – Иди, отдохни пока. Поешь и согрейся, а я пока поговорю с моими сестрами. Думаю, мы найдем выход. Ринэнэн, дочь моя, проводи гостью в наш дом.
***
Снег летел в лицо. Олени дружно тянули нарты. Качались кисти на сбруе, на ремнях оголовий. Из разверстых ртов, никогда не знавших стальных удил, не шел пар. Воздух, что вылетает при выдохе из оленьих легких, холоднее того, что у людей. Длинные языки по-песьи свешивались набок и трепыхались при беге…
Правила Ринэнэн.
Величественна была ее осанка, и вился с плеч длинный плащ из тюленьей шкуры, такой же, как у матери. Кожаный повод тер мех на плотных варежках, расшитых алым угловатым узором.
– Я домчу тебя до границ оравэтской земли, – сказала она Вите, когда полукруглая оконечность косы далеко впереди вошла в бирюзовую воду. – Дальше море станет твоим проводником…
Вита поежилась, вспоминая, что поведала ей после совета Мэмыл-Тюлениха.
