— Тогда мы нескоро покинем остров.
Леранец пытался взывать к моему разуму — тщетно, когда захлестывают эмоции.
Я пиявкой вцепилась в мужские плечи.
— Да хоть навсегда здесь останемся! Я не хочу, чтобы ты лез в затонувший флаер!
— Алиса, все указывает на то, что на острове мы не одни. Контрабанда зеленого жемчуга карается заключением на срок от двадцати лет, все зависит от количества похищенных жемчужин. Если это ульсы, нас не оставят в живых, — жестко произнес блондин, глаза его напоминали кусочки бледно-голубого льда. — Нам нужно покинуть остров, пока они не вернулись к шаттлу.
— Маркус, если у них случилась поломка, они в таком же положении, как и мы.
— Нет, у них есть средство связи, возможно, за ними уже летят.
Я с радостью уцепилась за это допущение и развила его:
— Или их уже забрали с острова.
— И оставили добычу и корабль, в котором неисправен только один модуль? — с сарказмом поинтересовался Маркус.
— Послушай, если контрабандисты здесь, мы можем спрятаться где-то в пещерах и дождаться, пока они улетят.
— Ты предлагаешь мне прятаться?
В этот миг я поняла, что проиграла… Не те слова произнесла, уговаривая не делать глупостей, — я задела самолюбие! Теперь упрямо, как и все мужчины, Маркус будет доказывать, что не боится! Желтые карлики… как же я сглупила!
— Алиса, я взрослый самостоятельный мужчина, могу постоять за себя, и, если есть выход, я рискну, но не буду прятаться.
— Маркус, а как же шпины?
— Алиса…
Я не знаю, что он собирался сказать, какие аргументы подобрать, чтобы оправдать свое гарантированное самоубийство, я просто не дала ему их произнести. Я заплакала. Да так, что Маркус растерялся.
— Пожалуйста, не надо, я молю тебя! Я не хочу, чтобы ты погиб.
— Алиса, успокойся, не надо плакать раньше времени. Я еще жив!
Несколько мгновений он растерянно стоял рядом, а затем обнял и крепко прижал к груди.
— Все будет хорошо, обещаю. Что же ты расплакалась, как маленькая?
Блондин гладил меня по голове, плечам, спине, а я рыдала уже по-настоящему, не напоказ. И да, я бессовестная: когда спасаешь дорогого человека, постыдных вещей нет. Я просто не умею останавливаться по заказу, лишь вызвать слезы, да и то не каждый раз. Самое сложное — зациклиться на каком-нибудь особо печальном событии в своей жизни, и, вспоминая его при случае, я сразу хочу плакать.
Я рыдала, растерянный Маркус утешал, не зная, как остановить потоки слез. А потом все же поцеловал — жестко, грубо сминая губы. И я ответила с той же жадностью. Кто из нас остановился, сложно понять, но через несколько минут мы отпрыгнули друг от друга — взъерошенные, возбужденные, тяжело дышащие. Не время и не место заниматься любовью — оба это понимали, но едва не сорвались.
— Хорошо, Алиса, твоя взяла. Выжидаем.
— Поклянись! — потребовала я.
Знаю, совсем обнаглела, но лучше пусть обижается, зато останется в живых.
Маркус торжественно поднял руку, как в суде.
— Клянусь, я не буду рисковать жизнью!
До глубокой ночи мы занимались обустройством пещеры, которая вела к убежищу Ктулху. Пусть она недостаточно просторная и с беспокойными соседями — летучими собаками, которые похожи мордочками и острыми, стоячими ушами на псов породы тойтерьер, лучшего места не найти. Мы сможем пробраться в убежище, а преследователи при всем желании — нет.
Уже возвращаясь в лагерь у озера, я задала мучающий меня вопрос:
— Маркус, а почему двигался солнечный луч? Как запустился механизм этого своеобразного проводника?
— На рассвете наверняка он пришел бы в движение автоматически, а в другое время дня, похоже, древний механизм активируется стонами.
Боюсь, я покраснела — стонали мы громко. Нет, какой все-таки Ктулху извращенец. И, похоже, я начинаю воспринимать его чувство юмора — условие выхода из убежища весьма забавное.
— Но это только предположение. — Маркус хмыкнул. — Ни одно убежище толком исследовать не удалось — влюбленных пар среди ученых не нашлось.
Мы продирались сквозь джунгли… Ветки разорвали последнюю одежду, расцарапали кожу, серьезно ранив. Но мы не обращали внимания. Бежали без остановки, держась за руки.
Бежали к океану. Если можно спастись, то только там…
Извержение вулкана… оно началось с дрожи земли. Клубы дыма, сквозь который виднелась огромная огненная змея, неумолимо стекающая с вершины горы. И жара. Удушающий зной. Как же мне жарко!..
Черный пепел, витающий в воздухе, мешал дышать, налипал на лицо. Я задыхалась, ничего не видя, и моя рука выскользнула из ладони Маркуса. Я потеряла его! Я еще чувствовала, что он рядом, звала, но он ускользал, скрытый плотным дымом. Земля дрожала под ногами, шла трещинами. Гигантская зеленая волна обрушилась на остров, сметая, стирая все на своем пути.
Когда мой мир уничтожило цунами, я закричала, срывая голос:
— Маркус!
— Я здесь, я рядом. — Он успокаивающе целовал мои щеки, прижимая всем телом к покрывалу. К земле, которая дрожала…
— Так это не сон? Вулкан проснулся?
Вскочить на ноги блондин не позволил — легко удержал силой и поцелуями.
— Нет, обычное землетрясение, не беспокойся. Ты привыкнешь, — горячечно целуя, объяснил Маркус. — Кошмары?
— Да, и такие, что лучше не рассказывать.
После сна и моря нежности я все еще была взбудораженной и не стала возражать, когда губы блондина спустились на шею, а затем и на грудь. И хотя Маркус отказался от идеи доставать модуль из затонувшего флаера, занимались мы любовью, как будто в последний раз — ненасытно, лихорадочно. Щедро давая и открыто, без ложного стеснения принимая ласки. Звезды мы увидели вместе — в миг, когда мне показалось, что я умерла, я кричала имя своего леранца.
— Пить хочу, — сообщила я и провела языком по пересохшим, припухшим от поцелуев губам.
Передав бутылку и дождавшись, пока осушу ее наполовину, Маркус спросил:
— Хочешь поплавать?
— Не откажусь.
Может, вода прогонит остатки кошмара?
Маркус легко вскочил и подал мне руку. Не стыдясь наготы, мы вышли из-под навеса. В свете двух лун поверхность озера казалась залитой жидким серебром. Джунгли не спали: перекликались ночные птицы, какие-то мелкие зверьки игриво верещали, пели цикады. Уже привычный, умиротворяющий шум.
Не отпуская мою руку, Маркус повел в озеро. Из-за ледяных ключей даже в жару вода была теплой лишь у берега, сейчас же она показалась мне парным молоком, которое я пила в детстве на Земле, когда гостила у деда с бабушкой.
