— Здравствуйте, — на автопилоте выдала я, продолжая прижимать к себе затихшего ребенка.
Ни один пигмей даже не моргнул, а я начала понимать, как сцена могла выглядеть со стороны. Если они не заметили бусину, не поняли, то… То получается, что я напала на их ребёнка. А за ребёнка и убить могут. Их много, я одна. Место безлюдное, в тростнике мне никто не поможет. Ой, вляпалась. Стало по-настоящему страшно. Одна надежда — умный ребятёнок объяснит родителям, что я тётя хорошая, догадался же меня позвать.
Но тут вдруг одна из фигур шевельнулась и шагнула ближе. Судя по некоторым особенностям анатомии, это была маленькая, сухонькая и уже немолодая женщина. Она легонько погладила меня по плечу крохотной лапкой и вдруг белозубо улыбнулась.
— Пасиба, балшой белы. Пасиба Касавка, — она ткнула пальцем в ребенка у меня на руках. Девочка от пережитого стресса почти мгновенно вырубилась и теперь сладко спала, уткнувшись носом мне в блузку. Малышка ведь совсем — на вид года полтора ребенку, не больше. Да и ее братик, позвавший меня на помощь, не намного старше, судя по всему. Кто отпустил этих кузнечиков гулять одних?
Девочку очень осторожно и бережно попытались забрать у меня из рук, но она тут же захныкала и вцепилась в оборки на блузке как клещ. Ну не отдирать же… Я покачала головой, улыбнулась ее чернокожей бабушке и попыталась знаками показать, что помогу донести ребенка до дома. Если мне покажут, куда идти.
Похоже, это предложение удивило аборигенов, но не напугало. Они загалдели, залопотали о чем-то между собой, но интонации были самые доброжелательные. Хотя время от времени я ловила на себе жгуче-любопытные взгляды. Не то чтобы недоверчивые, а такие, словно они все никак не могли поверить собственным глазам. А что такого во мне? Белых леди в платьях никогда не видели? Да ну, ерунда.
— Идет, белы, — старушка, которая явно была здесь главной, поманила меня за собой куда-то в быстро сгущающуюся темноту. — Идет с мой! Дом! Касавка есть мама брать грудь и отпускать белы!
Я кивнула и послушно поднялась на ноги, едва сдержав стон — все тело затекло. Но вида не подала, ещё раз дружелюбно улыбнулась и, окружённая толпой аборигенов, последовала за старушкой. Далеко идти не пришлось. Меня пригласили на один из нескольких плотиков, пришвартованных к топкому берегу в самой глубине зарослей тростника.
— Дом вода, — важно объяснила мне провожатая.
Что это значит, я увидела очень скоро. На реке было значительно светлее, чем у берега, — уже взошла луна, и водная гладь блестела, отражая ее свет серебряной чешуйчатой рябью. И можно было разобрать, что туземцы используют плоты не только как транспорт, но и как фундамент для жилья. Они как-то очень хитро, в несколько слоев, связывали толстые пучки тростника, получали довольно большие платформы и на них возводили дома. И не только! Мы проплыли мимо дрейфующих плавучих огородов: на плотах были установлены деревянные ящики, заполненные землёй и засаженные растениями.
Два длинных и узких плота мы обогнули по большой дуге. Оказалось, между ними натянута рыболовная сеть. «Балшой дом» оказался местом совещания старейшин племени, так мне объяснила старушка. Мы миновали хозяйственные плоты, и, наконец, начались жилища. Крошечные домики — я с трудом представляла, как в них втиснуться, — стояли каждый на отдельном плоту.
— Карош белы, карош, — старушка, помогавшая мне перебраться с одной плавучей платформы на другую, участливо поддержала под локоток, когда я споткнулась. — Многа рос, многа ел, дети рожал?
— Нет пока, — я мимолетно улыбнулась любопытной аборигенке, сосредоточенно следя, как бы не кувыркнуться с узких мостков между плотиками в маслянисто-темную воду и не уронить крепко уснувшую малявку. — У меня мужа нет.
— Муж найдешь, — уверенно заявила старушка, откидывая занавеску очередного шалашика. — Скора найдешь! Многа детка родишь. Карош мамка быть!
— Вполне возможно, — себе под нос пробурчала я, когда нам навстречу из шалашика выскочила туземочка помоложе, но такая же маленькая и черненькая, как бабуся. Она запричитала, влепила шлепок по попе вертевшемуся под ногами пацаненку, недосмотревшему за сестрой, и очень бережно взяла у меня из рук малявку. Та было хныкнула, но ей тут же сунули в рот грудь, и ребенок зачмокал, так и не открывая глаз. Уффф…
Все хорошо, что хорошо кончается. Только как мне теперь отсюда выбраться и домой попасть? Уже совсем ночь, а я непонятно где, вымокшая, выпачканная, и платье, кажется, порвала. Черт, и сундук с лекарствами посеяла. А, ладно, не жалко. Зато ребенок жив-здоров.
— Ффсисиу-у-уррр! — пока я осматривалась и соображала, как теперь быть, мне в подол вцепилось еще что-то непонятное и свистящее. Да блин, что ж им всем мои юбки-то покоя не дают?! Это еще что?!
Зверек. Величиной с небольшую кошку, тупоморденький, усатый, шерстка глянцевая, словно мокрая. Вскарабкался почти до пояса и обхватил меня лапками за руку, которая невольно потянулась его стряхнуть. Ой!
Это же выдра!
Глава 21
Я перехватила зверушку поудобнее. То, что она оказалась по-настоящему мокрая, не очень приятно, но не сбрасывать же, да и милая она. К тому же явно ручная. Где мне ещё ручная выдрочка перепадёт? Я, когда в Новосибирском зоопарке любовалась играми выдриных детенышей на горке, как раз мечтала хоть одного разок потискать.
Я провела пальцами по звериной голове и дальше по позвоночнику. Зверёк ткнулся мне в ладонь, обнюхал, щекоча меня пышными усами, фыркнул и вдруг засуетился, стремительно вскарабкался мне на плечо, а оттуда попытался перебраться в волосы. Туземцы хором испуганно охнули, а я терпеливо выдержала, как зверь возится коготками в причёске.
Убедившись, что не пытаюсь скинуть выдрочку и вообще не злюсь, туземцы выдохнули. Они переглядывались между собой с каким-то странным выражением на лице, а потом словно пришли к соглашению.
— Хорош белы. Добры белы. Твое имя есть? — спросила меня все та же старушка.
— Есть, — я улыбнулась и очень осторожно сняла выдренка со своей головы. — Меня зовут Фаина ат Леннистон, но можно просто Фаи.
Выдренок, свернувшийся клубком у меня на руках, вдруг громко свистнул и подпрыгнул, а чернокожие пигмеи снова всполошились и зашушукались.
— Твоя имя наша предка имя, — пояснила через какое-то время старушка. — Твоя пришла спасать Касавка, когда сестра-предка звать.
— Эм? — удивилась я. — Нет, меня мальчик позвал, брат.
— Шикасака бежать на зов предка, — важно пояснила бабулька, но, наткнувшись на мой непонимающий взгляд, просто ткнула пальцем в выдру. — Фаи. Наша предка жить вода-земля, есть рыба и звать Фаи! Мы есть дети Фаи.
Я закусила губу, а потом не выдержала и нервно рассмеялась, прижав довольного выдренка к груди. Вот это совпадение! Местное племя аборигенов считает своей прародительницей выдру, которая на их языке зовется Фаи!
— Твоя остаться спать или хотеть дом? — деловито спросила местная выдрячья бабушка, и я радостно встрепенулась:
