— Так ведь угенвеллия… — испуганно начал было таможенник и замолчал. Потом тяжело вздохнул и продолжил уже совсем другим тоном: — Можно взять малый бот береговой охраны, у него небольшая осадка и достаточно мощные мажители, вверх по реке пройдет легко. Много народу на него не погрузить, но много и не надо: пара взводов хорошо вооруженных парней — и эти недомерки ничего не смогут им противопоставить. Если поторопимся, то дойдем к Муаасской излучине за трое суток, дикари через лабиринт проток вряд ли проберутся быстрее.
— Я сам пойду с войсками, — решительно заявил я и встал. — Сколько времени понадобится, чтобы все подготовить? Нужна ли какая-то финансовая поддержка спасательной операции?
Губернатор и таможенник переглянулись и, видимо, решили, что переубеждать меня бесполезно.
— Финансы никогда не помешают, хотя охранять граждан Альянса от дикарей — обязанность колониальной администрации, — вздохнул лорд Вайсон. — Но если пообещать ребятам премию за участие в спасательной операции, думаю, рвения у них прибавится. Пойдемте, я лично поговорю с капитаном Гауссом и оформлю все как положено.
Я сжал кулаки и прикинул, хватит ли у меня денег на премии спасателям и сумею ли я при необходимости сам снарядить еще одно судно. А, в пустую породу! Если надо будет, возьму кредит, пока еще имя Эрвина Маубенроя что-то стоит. А там разберемся.
И лишь на секунду мелькнула мысль — зачем я, горнюк побери, вообще все это делаю? Рискую и именем, и деньгами ради девушки, которая меня даже видеть не желает? Может…
Мысль мелькнула и пропала. Не может.
Я не могу.
Глава 29
Фаина:
Я сидела на деревянном штабеле чуть в стороне от причалов, у самой реки, и уныло размышляла, что же делать дальше. Хоть головой побейся о борт парохода — никто из капитанов даже не хотел меня слушать. Неужели все зря?
— Касавка няяй, — сказал вдруг кто-то за моей спиной. Я резко обернулась и поневоле расплылась в улыбке, хотя на душе кошки скребли.
— Иди ко мне, — предложила я маленькой очаровашке, которая смотрела на меня из-под локтя старшего брата лукавыми синими глазищами. Ох, потрясающий контраст! В прошлый раз я в темноте и впопыхах не заметила, какие выдры на самом деле красивые существа.
Словно миниатюрные статуэтки из черного фарфора. И лица тонкие, с четкими, скульптурно вылепленными чертами, ни следа той широконосости и слишком вывернутых губ, как у их более рослых соседей по континенту. Просто очаровательные пухлые губки. И глаза — огромные, светлые, синие у девочки и солнечно-янтарные у мальчика.
Малышка, которую я несколько дней назад трясла за ноги, спасая от попавшего в дыхательное горло стеклянного шарика, была прехорошенькая. Не знаю, запомнила ли она меня и что именно могла помнить — как я ее перевернула головой вниз и изо всех сил трясла? Такое воспоминание скорее должно оттолкнуть. А вот у меня руки сами потянулись навстречу — ну как не обнять и не приласкать такую прелесть?
Даже удивительно, я никогда не испытывала слюнявого восторга перед чужими детьми, а тут на тебе.
Маленькая красотка смущенно хихикнула, на секунду спряталась за брата, хотя тот был немногим ее крупнее, а потом снова выглянула и звонко засмеялась, глядя на меня хитрющими глазками. Я тоже засмеялась и сказала:
— Иди-иди, егоза, — поманила к себе, улыбнувшись и мальчишке, загораживавшему сестру с таким видом, словно был готов выйти на бой против всей Аурики в одиночку.
Оба маленьких хулигана переглянулись, немножко посомневались, а потом весело бросились ко мне и дружно повисли на юбке, как две обезьянки. Как три. Знакомый выдреныш, восторженно свистя, уже карабкался мне на плечо, оставляя на ткани мокрый и слегка попахивающий тиной след.
А мне вдруг стало все равно, что это моя единственная оставшаяся выходная юбка. Столько было радости в этих мелких чудищах, что даже тяжелые мысли отступили, и я минут десять с удовольствием тискала и целовала всех троих. Даже забыла о том, что меня может увидеть кто-то из местного «общества».
Я не успела понять, в какой момент вдруг оказалась в окружении взрослых выдр, их тут было человек пять, и мужчин, и женщин. На секунду мне стало не то чтобы страшно, а как-то не по себе. Но уже в следующий момент я поняла, что они все улыбаются, и выдохнула. И улыбнулась в ответ.
— Большой Фаи любит маленький фаи, — веселым голосом констатировала уже знакомая пожилая женщина. — Большой Фаи не похож другой белы.
— Бывает, — засмеялась я, отпуская Касавку и ее брата. Они тут же уселись на прибрежный песок и принялись во что-то играть, щебеча на странно звучащем, словно птичьем, языке. А выдренок прочно угнездился у меня на плече и слезать отказался. Смешной.
Странно, но мое откровенное веселье не обмануло собеседницу:
— Твоя сидеть у вода и грустить. Почему грустить белы Фаи?
Я удивленно подняла брови, а потом чуть кривовато усмехнулась. Поймала себя на совершенно тупой и очень некрасивой мысли: это же дикари, пусть даже симпатичные, даже говорить толком не умеют, что они могут понимать в «настоящих» проблемах?.. Фу, блин, как, оказывается, эта дрянь крепко прописана в подкорке! Нашлась тоже самая умная тут. А еще считала себя не расисткой, тьфу. Нормально объясняй, и все тебя поймут, а если нет — значит, сама дура.
— Хочу уплыть вверх по реке на большой лодке, — я махнула рукой в направлении причалов. — Но мужчины на лодках не хотят брать меня с собой.
— Большой лодка вверх река нельзя, — очень серьезно ответила пожилая выдра. — Сильно шуметь, вода мешать, кутарамба делай маленький многа-многа, лодка пугать, она бить.
— Но ведь лодки плавают вверх по реке, — удивилась я, пытаясь сообразить, что за кутарамба такая грозная бдит в реке и бьет всех, кто слишком баламутит воду мажителями.
— День-ночь, день-ночь вперед маленький алый цветок цветет, — начала рассказывать Выдра. — Маленький алый цветет, кутарамба делает любовь и дети. Многа-многа-многа дети. Два раза по два рука день-ночь дети делать и охранять. Другое время большая лодка плыть спокойно, кутарамба сидеть дно и не бить.
Рука сама потянулась почесать в затылке. Что-то такое я краем уха слышала в порту — про цветение какой-то угенвеллии через пару дней и о том, что «Ласточка Читазарры» еще успеет проскочить в верховья.
Это получается, что во время цветения угенвеллии — маленького красного цветка — в реке выше по течению нерестится какая-то достаточно крупная кутарамба и фигачит любого, кто посмеет пугать ее мальков..
Нда… того не легче. Получается, я и без происков безбородого гнома не успела бы. Или успела? На «Ласточку» меня не взяли, а она проскочит…
— Красива камень нет съесть, — задумчиво сказала пожилая выдра, устраиваясь рядом со мной на краю плота.
Выдру звали Ивасика, и на свой маленький плотик, умело спрятанный в негустых вроде тростниках совсем недалеко от оживленной части порта, она пригласила меня с полчаса назад, чтобы «говорить дела».
