Я кивнула и попыталась нащупать пульс мужчины. Нет, ничего… или у меня руки слишком трясутся. Плюнула. Приложила ухо к груди. Как же хорошо, что меня учили делать непрямой массаж сердца. И миллион раз прекрасно, что земля твёрдая, сойдёт за ровную поверхность. Я перевернула Эрвина на спину, очень осторожно повернула его голову, примерилась. Правую ладонь на центр грудной клетки, левую ладонь — поверх правой, переплести пальцы.
Напомнила себе, что сейчас лучше ошибиться, чем вообще не помочь. Нажала, и нажала правильно: прогнула грудную клетку не за счёт силы рук, а за счёт своего веса. Дала выпрямиться, снова прогнула. Эх, помощника бы. Один делает непрямой массаж сердца, а второй — искусственное дыхание. Но помощников нет, так что сама, всё сама.
Я считала нажатия. Двадцать девять, тридцать. Десять секунд, чтобы провентилировать лёгкие. Я зажала Эрвину нос, прижалась губами к его губам. Выдох, второй выдох. Вроде бы получается: мне показалось, что грудная клетка чуть приподнялась, то есть воздух пошёл куда нужно, в лёгкие, а не в желудок.
Десять секунд истекали. Я их тоже мысленно отсчитывала. Тридцать ритмичных нажатий. И снова короткий перерыв на искусственное дыхание.
Было нестерпимо жарко и одновременно с этим холодно — ледяной озноб бил меня так, что руки тряслись. Ну же, ну! Да приходи уже в себя! Не смей умирать! Бесполезно… все бесполезно. Даже под моими губами он оставался застывшим, холодным, неживым…
Силы иссякали. Ещё пару циклов я выдержу. На адреналине — пусть три. Я просто физически уже не смогу надавливать правильно. Я мельком огляделась. Неужели никто не сможет подменить? Увы, выдры занимались своими. Я даже смогла понять, что убитых и тяжелораненых с нашей стороны нет.
В очередной раз я просто не смогла надавить как надо. Руки не послушались. Дрожь и противная слабость. Всё. Хочу, но не могу больше. А он всё не дышит. В отчаянии я оторвалась от Эрвина, слезы брызнули сами.
— Да приди же в себя! Не смей умирать, слышишь?! Не смей! Вернись сейчас же! Ну пожалуйста! Ты нам нужен! Ты мне нужен! Ну что ты хочешь?! Я на все согласна, только очнись, слышишь?! Слышишь?! Обещаю все что угодно! Только живи!
Боль была такая сильная, что перехватила горло, и я закашлялась, мучительно пытаясь вытолкнуть из легких застрявший там воздух. Как же так… как же так… как я теперь…
Я не сразу поняла, когда что-то изменилось. Все еще задыхаясь от боли, подняла лицо к ясному полуденному небу и… и вдруг почувствовала, как что-то коснулось моей руки.
— Выходи за меня замуж, — просипел этот распроклятый недобитый гном едва слышно, слабо сжав мои пальцы в своих. — Обещала! Теперь… — он закашлялся, но упрямо продолжил: — Теперь не сбежишь.
— Да чтоб ты был здоров, сволочь! — от всей души пожелала ему я, села на землю рядом с ожившим телом и тупо просидела так ближайшие полчаса, пока выдры сооружали носилки из выкорчеванных поблизости гнутых коряг.
Слава Макаронному Монстру, Эрвин почти сразу заснул и глупостей больше не болтал. Замуж ему, как же. Разбежался… нет, никаких замужей. Я просто держала его за руку всю дорогу до плотов, чтобы убедиться — пульс есть, вот она, тонкая ниточка жизни, бьется ровно и уверенно.
Когда «белы колдун» был с удобством устроен в шалаше — в моем шалаше, на моем плоту, — все племя оперативно собрало манатки и отпыло от негостеприимного берега на самую середину полноводной реки. И следующие два дня мы двигались очень быстро, практически не делая привалов — вверх по стремнине выгребать бы было сложно, но течение этой полноводной реки, извивающейся среди пологих холмов, было медленным и ленивым, так что преодолеть его можно было силами сменных гребцов и мужчин с шестами. Все плоты, увязанные в одну вереницу, уверенно скользили по воде все дальше и дальше от земель, где могли напасть каннибалы.
Все это время я почти не выходила из шалаша. Ухаживала за своим гномом, мыла его, поила с ложечки разными бульонами и целебными отварами, которые принесла Ивасика. Маубенрой почти все время спал и был такой лапочка, просто глаз не отвести: тихий, смирный, главное — живой. Та же Ивасика со знанием дела заявила, что все колдуны после поединка с им подобными так спят несколько суток, потому что «сильно устал голова». Но это нормально, отоспится и будет как новенький.
А я радовалась, что могу рядышком сидеть и даже трогать где захочу. Без всех этих угроз про немедленно замуж.
Конечно, такая лафа должна была рано или поздно закончиться. И как назло, окончательно Эрвин проснулся в самый неподходящий момент: когда я в очередной раз его выкопала из вороха мягких циновок и с удовольствием обмывала теплой водой с раствором трав. Медленно водила влажным полотенцем по широкой груди и вздыхала, представляя себе всякие неприличные картинки.
И тут вдруг смирно лежавшее тело ожило и крепкие мужские руки поймали меня за запястья. В следующую секунду я оказалась лежащей прямо на голом гноме, меня прижимали к груди и целовали так, что голова кружилась, голос пропал, и все мысли растворились в этом поцелуе.
Сама не знаю, как я умудрилась не поплыть мозгами окончательно. Когда поцелуй прервался (и то потому, что нам обоим потребовалось вдохнуть хоть немного воздуха), я чуть-чуть опомнилась, возмущенно пискнула и стала отбрыкиваться.
— Что вы себе позволяете! — рявкнула я, вырвавшись наконец из крепких объятий и на попе отъехав от гнома на безопасное расстояние.
— Хм, — поганец сделал вид, что задумался. — Целую свою невесту?
— Даже не мечтайте! — я сердито подскочила и принялась собирать разбросанные вокруг циновки, тыквенные бутылки с отварами, губки из каких-то местных водорослей…
— Ну вообще-то это вы меня так откровенно домогались, — хитрая морда расплылась в улыбке. — Я ведь там лежал совершенно беспомощный, неподвижный… беззащитный. А вы воспользовались ситуацией и целовали меня на глазах у всего племени. Да после такого вы просто обязаны выйти за меня замуж и восстановить мою честь!
— Я вам искусственное дыхание делала, а не целовала, болван вы этакий! — окончательно рассвирепела я.
— О да, это было очень… очень искусное дыхание, — гадкий гном закатил глаза и сделал вид, что умирает. — Леди… кажется… мне хуже… помогите… только ваше искусное дыхание сможет вернуть меня к жизни! Я уже умираю без ваших губ!
— Да вы не гном, вы самый натуральный тролль! — в бешенстве рявкнула я, бросила в трясущегося от сдерживаемого смеха паразита скомканное полотенце и выскочила из шалаша злой осой.
— Кто я? — удивленно переспросил Эрвин, а потом взял и заржал, гад такой.
Глава 46
Эрвин:
С первой попытки получить согласие не вышло. Вместо ясного и чёткого «да» коза обозвала меня троллем. Ну… В этом вся коза. Я решил, что стратегически верно будет немного подождать. Восстановлю силы — и… в новый забег за Фаи. Мда. Обнадёживает, что дальше крайних плотиков не удерёт, так что не отвертится. Да и нравлюсь я ей, даже больше, чем просто нравлюсь, иначе бы так за меня не переживала и не смотрела бы таким обжигающим взглядом, аж жарко становится.
