— Я о том чувстве вины, которое у всех нормальных людей появляется после похорон. Но уж тебе считать себя виноватой, так это, извини меня, полнейшая чепуха! Ты с ним так возилась…
— Но Георгий-то его выгнал! Это так огорчительно! Я еще очень рассердилась на Георгия за его дурной характер и невоспитанность.
— Не наговаривай на себя, дорогая!
— Почему «на себя»? — удивилась Ирина Фаддеевна, утирая слезы…
— Да потому что откуда у твоего сына возьмется эта самая «невоспитанность»? Ты его, что ли, плохо воспитала? Он верующий и порядочный человек, прекрасный музыкант и в общем-то заботливый и почтительный сын…
— Именно что «в общем»!
— Просто твой Георгий человек прямой, что, согласись, еще не говорит о плохом воспитании.
Ирина Фаддеевна в ответ сокрушенно вздохнула.
— Ладно, Ирочка, не огорчайся! Думаю, что я все-таки помирю тебя с Жоржем, и очень скоро. Позвони-ка Жанне прямо сейчас и скажи, что я хотела бы с нею встретиться сегодня вечером, если она свободна. Объясни ей, что я участвую в расследовании смерти Виктора Гурнова, а потому хочу сначала поговорить с ней неофициально, пока ее и Жоржа не вызвали в полицию для дачи показаний.
— Так Жоржа все-таки могут вызвать в полицию?
— Скорее всего вызовут, он ведь виделся с Виктором накануне его смерти и даже ссорился с ним. Ты же от своих слов не отказываешься?
— Нет, конечно! Я уверена, что Жорж ни имеет никакого касательства к гибели бедного Виктора, — слезы опять покатились градом по лицу Ирины Фаддеевны, смывая ее скромную косметику — немного пудры и чуть-чуть помады и румян.
— Дорогая моя, ты бы и в противном случае не стала ничего скрывать от закона, мне ли тебя не знать!
— Ну, наверное…
— Да не «наверное», а совершенно точно! На таких, как ты и твой сын, закон и держится. У вас с Жоркой только оболочка разная, как у миндаля и абрикоса: у него сверху толстая шкура, а у тебя мягкий бархат, но внутри все то же ядро в скорлупе. Потому-то вы иногда с ним и сталкиваетесь сердцевинами, и гремите… Кстати, а недурная идея!
— Какая идея, Лизонька? — Ирина Фаддеевна недоуменно уставилась на Апраксину.
— Еще одна классификация человеческих типов — по схожести с плодами земными. Один человек похож на тыкву, другой — на плод манго, а третий на редиску…
— Вечно ты что-то несуразное выдумаешь, Лиза! — усмехнулась подруга, перестав плакать. — Про редиску уже было у большевиков: кто-то из них говорил про оппонента, что тот скрывает свое белое нутро под внешней красной оболочкой. Не Ленин?
— Не знаю, настолько досконально «этого учителя, этого вождя» я не изучала. Нет, мне определенно нравится моя новая классификация!
— Фантазерка. Вечно ты что-нибудь этакое выдумаешь, Лизонька!
— А чем моя теория людей-овощей хуже той же астрологии? Человек-рак, человек-скорпион… Бр-р! Овощи куда симпатичнее. Человек-вишня, человек-яблоко, человек-брюква… А сегодня мне встретился человек-каштан! Снаружи зеленый и колючий, а внутри у него, под скорлупой цвета мореного дуба, чудесное и чистое ядро. Конечно, я имею в виду не конский каштан, а съедобный… И знаешь, кто это был?
— Кто?
— Сын Виктора Гурнова, Иван Гурнов. — И Апраксина с удовольствием и со всеми подробностями рассказала подруге о встрече с Иваном.
— Ты должна его непременно привести ко мне! — сказала Ирина Фаддеевна. — Бедный мальчик: приехать к отцу в такую даль, найти его — и узнать, что стал круглым сиротой.
— Ну и ты, конечно, собираешься пригреть бедного сиротку! Учти, сиротка уже ростом с твоего Георгия, а сложением вдвое крепче, и, как я уже говорила, это колючий каштан.
— Ничего, у меня есть опыт обращения с колючками. И потом, знаешь, Лиза, мне просто страшно подумать, что все, с кем мальчик будет встречаться, не скажут ему об отце ни одного доброго слова…
— Да уж кое-кто из наших общих знакомых дам непременно захочет обогревать сироту. Но даже если он обогреву этому поддастся, итог будет, как в том стишке:
Наши граждане сердобольные
На помойке ребенка нашли,
Чисто вымыли,
Сухо вытерли —
И опять на помойку снесли.
— Какой ужас! — сказала Ирина Фаддеевна и засмеялась. — Ох уж этот черный юмор! Но лимерик, между прочим, составлен по всей форме: начинается и кончается местом действия.
— Вот ты и развеселилась… Ладно, мы как-нибудь сговоримся, и я приведу к тебе Ивана на ужин.
— Лучше на обед. Воображаю, как их кормят в этом общежитии для беженцев! А как у него с одеждой, ты не знаешь? Может быть, мальчика надо приодеть?
— Мальчик! — фыркнула Апраксина. — Говорю же тебе, этот «мальчик» на две головы выше тебя ростом и вдвое шире в плечах.
— Жаль, что Жоржа нет дома: без него я не могу ничего взять из его одежды.
— Ирочка, я помирю тебя с сыном и сделаю это скоро!
— Скоро не получится: Георгий сейчас в Милане со своим оркестром, я же тебе говорила. Он переехал к Жанне и почти сразу же должен был отправиться на гастроли.
— Это хорошо!
— Что ж в этом хорошего?
— Хорошо, если бы у него оказалось алиби на день смерти Виктора Гурнова.
— Когда его точно застрелили? Новый год, Новый год… А ведь Новый год — это и тридцать первое декабря прошлого года, и первое января нынешнего.
— Вот как раз в новогоднюю ночь он и погиб.
— Жорж ушел из дома уже под вечер тридцать первого и наверняка встретил Новый год у Жанны.
— Хотелось бы иметь этому подтверждение…
— Неужели ты и впрямь подозреваешь всех подряд, Лиза?
— А как же! Профессия у меня такая — всех подозревать. Ну так позвони Жанне и спроси, могу ли я к ней приехать прямо сейчас.
Ирина Фаддеевна позвонила, и Жанна очень любезно согласилась принять Апраксину в любое удобное для нее время — хоть прямо сейчас! И Апраксина воспользовалась приглашением.
С первого взгляда Жанна ей не слишком понравилась: графиня не любила женщин, злоупотребляющих косметикой даже в домашней обстановке. Но, приглядевшись, она поняла, что макияж ее весьма скромен, только губы чуть тронуты помадой да брови подправлены, а остальное было вполне натуральным: рыже-каштановые волосы с искрой, яркие блестящие глаза и свежий румянец, удачно сгущаемый веснушками на скулах. Яркая женщина.
— Я пришла к вам по делу, касающемуся вашего покойного мужа, — напрямую заявила Апраксина. — Я помогаю полиции вести это расследование. Мы можем поговорить с вами о Викторе Гурнове?
— Да, конечно. Пожалуйста. Как я понимаю, я обязана дать показания о бывшем муже… Бедный Витя…
