— Это вы надоумили Титуса предупредить гишпанцев обо мне?
— Да.
— Зачем?
Она пожала плечами:
— Я просто хотела уберечь Эдварда. Вы не понимаете, на что толкаете моего сына! Посмотрите на нас с Георгом! Вы прекрасно знаете, сколько у него было любовниц… ему, в отличие от меня, позволено хотя бы это, но это так унизительно, — она вдруг расплакалась.
Грегори, слегка замявшись, протянул ей свой платок и невесело поймал себя на мысли, что это уже вторая женщина за неделю, которой он одалживает его. Правда, в прошлый раз все закончилось поцелуем. При мысли о том, чтобы поцеловать королеву, он усмехнулся, подошел к двери, высунув голову наружу, позвал лакея и приказал принести стакан воды, затем вернулся к плачущей женщине.
— К сожалению, мадам, не в моей власти отменить столь тщательно подготовленные и подписанные договора, — с сожалением произнес лорд-чародей, — нам всем остается лишь надеяться, что ваш сын и инфанта Хуана при встрече почувствуют приязнь, которая потом может перерасти во взаимное уважение.
Она вытерла слезы, выпрямилась и бросила на него убийственный взгляд:
— Что может знать о браке такой, как вы? Уважение? Вы, столько раз покрывавший похождения короля? Вы, который не гнушается посещать дома терпимости? При этом поселив в доме любовницу и не озаботившись для нее даже приличным платьем!
Словно вспомнив, что она — королева, женщина гордо встала, с видимым омерзением отбросила мятый платок на диван и, накинув капюшон, направилась к двери.
— Вы еще пожалеете! — бросила она напоследок.
Шаги. В холле хлопнула входная дверь. Лишь тогда Грегори, слегка усмехаясь, подошел к все еще открытой двери на террасу.
— Как я понимаю вы все слышали, моя дорогая, и теперь имеете доступ к государственной тайне… — наигранно весело сказал он и осекся, видя ненависть, полыхавшую в голубых глазах.
— Вы — чудовище, — прошептала Феба, — Боже, какое же вы чудовище! Ради своих интересов вы так легко жертвуете судьбами других людей…
Оборвав себя на полуслове, она развернулась так резко, что взметнулись юбки, и зашагала вглубь парка.
— Феба! — совершенно забыв о своих магических способностях, лорд-чародей устремился за ней. Догнав, он схватил ее за руку и потянул к огромному дубу, желая скрыться от любопытных глаз, — Прошу…
Девушка с силой дернулась:
— Отпустите меня!
— Прошу, выслушайте! — почему-то ему было очень важно объясниться с ней.
— Нет, вы уже все сказали! Отпустите!
Она начала вырываться все сильнее, и ему пришлось схватить ее за плечи, чтобы удержать.
— Отпусти ее! — раздалось за спиной. Саффолд обернулся. Курт, уже выбритый, в свежей одежде, хромая, бежал из дома по дорожке. Задыхаясь, он подскочил и размахнулся, намереваясь ударить кулаком в лицо. Граф, выпустив Фебу, увернулся. Хорошо тренированное тело действовало само: слегка отпрыгнуть, выставить руку, отклониться, замах… нога попала в петлю так некстати разросшегося плюща. Уже упав, Грегори почувствовал, как в голове что-то загудело, затылок пронзила резкая боль, а перед глазами вдруг заплясали золотистые искры. Голоса доносились, словно в тумане:
— Странники всеблагие, Курт, неужели ты убил его?
— Да я его и пальцем не тронул, он сам! Видишь, камень.
— Нам никто не поверит… какой он бледный, — запах жимолости и вербены окутывает его, прохладная рука опускается на лоб.
— Будешь и не таким, если с высоты его роста черепушкой приложиться!
— Помоги мне!
Грегори почувствовал, как его приподняли за плечи, затем дышать стало легче, а голова легла на что-то мягкое.
— Надо принести нюхательные соли! — распорядилась девушка.
— Не стоит, — Лорд-чародей с трудом открыл глаза и чуть поморщился от яркой голубизны неба, видимой сквозь зеленую листву дуба. Он обнаружил, что его голова покоится на его же камзоле, заботливо свернутом, а сама Феба стоит рядом на коленях и внимательно всматривается в его лицо:
— Как вы?
Он не ответил, любуясь ее глазами и алебастрово-белой кожей. Как ей удается сохранять такую на солнце? У него сразу проступают веснушки… и розовое. Ей ведь совершенно не идет розовое, уж лучше голубое… заметив, что девушка все еще тревожно на него смотрит, Грегори через силу улыбнулся:
— Знаете, а Её величество права, мне давно надо было обеспечить вас гардеробом…
— Спасибо, как-нибудь в другой раз, — она резко поднялась с колен и принялась счищать травинки с юбки. Ее слуги поблизости не было. Наверняка сбежал в дом, подальше от места преступления.
Лорд-чародей потер виски, затем, прошептав заклинание, щелкнул пальцами и встал. Он знал, что поплатится за это колдовство сильнейшей головной болью, но это будет позже, сейчас ему было необходимо спокойно поговорить с Фебой. Под ее удивленным взглядом он легко поднялся и, подхватив камзол, отряхнул его от травы, затем критически осмотрел.
— Простите, — вздохнула девушка, — Это первое, что пришло на ум.
— Ничего страшного, — галантно уверил он ее, — Цвет перезрелой сливы будет прекрасно сочетаться с зелеными пятнами от травы и даже каким-то раздавленным майским жуком. Двумя пальцами он брезгливо выковырял насекомое из ворсинок бархата и отшвырнул в сторону, затем весело посмотрел на Фебу, — Теперь мы точно квиты: по моей вине вы испортили платье, я по вашей — камзол.
— По-моему, о камень ударились вы сами, — сухо заметила она, направляясь к дому.
— Не без вашего участия, сударыня!
Феба остановилась и со всей строгостью, на которую была способна, посмотрела на графа:
— Я не советую флиртовать со мной, сударь! Вам не стоит забывать, кто вы, а кто я!
Он закинул многострадальный камзол за спину и легко догнал ее:
— Вы все не можете простить мне те мои слова?
— Это очень трудно сделать.
— А если я попрошу вас?
Она с деланым равнодушием смотрела в серые глаза, которые смотрели на нее слишком серьезно, будто их обладателю действительно было важно, чтобы она простила… девушка сердито отвернулась:
— Нет!
Грегори мягко взял ее за руку:
— Послушайте, я действительно искренне сожалею о тех словах, которые вырвались у меня при первой нашей встрече. Я был в ярости, хотя это и не может служить мне оправданием, но это — единственная причина, почему я тогда был столь резок. К тому же вы тогда повели себя, как…
Он осекся, Феба насмешливо посмотрела на него, хотя так и не выдернула руку:
— Ну что же, договаривайте. Вы ведь хотели сказать: вульгарная особа?
— Скорее, мегера, — поддразнил Грегори, не удержавшись. Ему показалось, или на ее губах проскользнула улыбка, — что не мудрено после визита моей многоуважаемой сестры. Да, да, и не смотрите так на меня, она сама мне призналась, что была у вас в то злополучное утро!
